Варяги и Русь

— Оставь, Варяжко, оставь… Напрасно я твоего совета спросил… Ежели мечом управляться, так ты, пожалуй, и Зыбате не уступишь, а совет подавать не твое дело. Вон Блуд все рассудил, и склоняюсь я на его слова. Ежели уж и к печенегам идти, так после того, как узнаем, что Владимир о мире думает. Ведь к печенегам мы всегда уйти успеем, а только зачем идти, ежели мир между нами будет? А я верю, что Нонне не бросил меня, что ежели он ушел, так добра мне желаючи. Иди, Варяжко, иди. Ой, Блуд, и лихо же нам здесь, в Родне: голодно, беда и попировать нечем, хоть бы мир скорее!..

— Так как же, княже, решаешь: к печенегам? — вкрадчиво спросил Блуд, перебивая Ярополка. — Или по-моему поступишь? Мне твое решение знать надобно. Может, наутро от Нонне вести придут, так, я думаю, твоё дело, княже, вершить. Может, Владимир себе Киева потребует. Ведь, если на мир идти придется, так и Киев ему уступить надобно. Как ты, княже?

— А что мне Киев, — досадливо махнул рукой Ярополк, — не в одном Киеве жить можно, да еще как жить-то! Да будет по совету твоему: возьму, что брат мне уступит.

— Княже, опомнись! — крикнул Варяжко, забываясь. — Не ходи к Владимиру, погибнешь.

— Иди вон, Варяжко, — рассердился Ярополк, — видеть тебя не хочу! Попал князь в беду, так и вы все по-своему его хотите заставить делать. Не будет того! Я князь — моя воля! Как решаю, так на том и будет. Иди вон! А ты, Блуд, останься, ты мне еще посоветуешь, как лучше с братом встретиться.

В это время Зыбата возвращался уже к новгородскому стану.

Его пропустили так же свободно и обратно; ночь между тем уже быстро близилась к концу, восток алел предрассветной полоской. Вдруг невдалеке послышался цокот копыт.

Зыбата с недоумением подумал, кто бы это мог ехать из осажденного города.

Как ни слаб был свет наступавшего утра, тем не менее Зыбата узнал во всаднике арконского жреца.

— Нонне! — тихо воскликнул он.

Голос его раздался чуть слышно, но арконец услышал, придержал лошадь и глухим шепотом спросил:

— Кто назвал мое имя?

Зыбата не стал скрываться и подъехал к нему.

— Это я, Зыбата.

— А, христианин, — глухо раздалось в ответ. — Как же, узнал, вот где свиделись. Ты уж не от Родни ли?

— Да, оттуда. А ты не в новгородский ли стан?

— Да, — засмеялся Нонне. — Как живет князь Владимир?

— Чего ты меня спрашиваешь? Я думаю, ты это так же хорошо знаешь, как и я, — ответил Зыбата.

Нонне глухо засмеялся.

— Мало ли, что я знаю. Зыбата, мало ли что. На то я служу всемогущему Святовиту, чтобы знать всякие тайны. Да, Зыбата, всякие тайны. Знаю я, Зыбата, что каждый человек думает, и не только это знаю, но и то, что каждого человека ждет впереди.

— Это знает только один всеведущий Бог! — воскликнул Зыбата.

— Ты говоришь про своего Бога, про Бога христиан, — в голосе Нонне теперь послышалось сдержанное бешенство, — а я тебе скажу, что так верить, как вы веруете, христиане, значит, верить в свой сон, в свою мечту… Верить в то, существование чего подвержено сомнениям, значит, обманывать самого себя.

— Нет, Нонне, нет! — воскликнул Зыбата. — Ты не можешь так говорить; в тебе клокочет ненависть, и твой разум затемнен ею! Бог христиан велик и всемогущ, ваши же Святовит, Перун, Один, Гремящий Тор — одни лишь создания человеческой мечты, и в них нет ни тени божества. Ты говоришь, твой Святовит всеведущ, так пусть же он скажет твоими устами, что ждет, ну, хотя бы меня, христианина, в будущем.

Нонне ответил не сразу.

— Ты спрашиваешь меня, Зыбата, — тихо и внушительно произнес он, — а я должен ответить тебе, и я отвечу. Но я не буду говорить о тебе одном, а о всех твоих единоверцах… Солнце взойдет на небе три раза и столько же раз сойдет с неба, как Владимир уже будет на киевском столе князем, а когда оно уйдет в четвертый раз, ни одного христианина в Киеве не останется…

Голос его звучал торжественно, и Зыбату невольно охватило предчувствие чего-то ужасного. Он хорошо понимал, что Нонне вовсе не предвещает, просвещенный силой своего божества, а просто говорит, что ему известно, что непременно должно случиться.

— Ты поражен, Зыбата, — сказал арконец, — ты уверен, что мои предсказания исполнятся непременно. Помни же это и страшись.

— Нонне! — воскликнул действительно смущенный Зыбата. — Неужели ты решился на кровопролитие?

— О чем ты, Зыбата?

— Ведь то, что ты говоришь, будет вовсе не делом твоего Святовита. Это будет, Нонне, делом рук твоих, и ты никогда не заставишь меня думать, чтобы гибель христиан прошла без твоего участия.

— Как хочешь, так и думай, Зыбата, в этом ты волен, а только помни, что я сказал. Быть может, я попрошу Святовита, и ты умрешь последним, так что увидишь, как будут гибнуть твои единоверцы. Если уцелеешь, вспомни мои слова и, оставшись живым, прославь великого властителя тайн жизни и смерти, которому кланяются на Рюгене…

Зыбата возвратился в стан и заснул как убитый, едва добравшись до своего шатра.

Когда он проснулся, то увидел, что весь стан осаждающих находился в необыкновенном движении. Новгородцы вьючили лошадей, готовясь к походу.