Варяги и Русь

Константинополь возликовал.

В императорском дворце дан был даже пир, на котором князья присутствовали с такой же непринужденностью, как на пирах в своем Киеве…

После пира Аскольд заговорил с Македонянином о том, что интересовало теперь его больше всего.

— Вот, Василий, — сказал он ему, — я и брат мой стали теперь христианами.

— Я от всей души искренно могу только радоваться за вас, князья, — было ответом хитрого царедворца, сообразившего, уже о чем пойдет разговор.

— Ты, вероятно, помнишь, о чем мы говорили с тобой? — спросил Аскольд.

— О чем?

— Об Ирине!

— Как же, помню! Я уже был с ходатайством за тебя у великого императора.

— И что же?

— Он дал свое согласие! Ты можешь взять Ирину своей женой.

— Но пойдет ли она за меня?

— А об этом спроси ты, храбрый витязь, ее сам, — усмехнулся Македонянин.

— Когда же я увижу ее?..

— Погоди немного!

Василий вышел.

Киевский князь в великом смущении ждал, что будет. Ему казалось, что он слышит биение собственного сердца…

Наконец он услыхал легкие шаги Ирины.

— Ты… наконец! — прошептал он. — Знаешь ли, я — христианин!

— Знаю это, вождь, и искренно обрадована теперь за тебя…

— А за себя? — тихо, тихо спросил Ирину Аскольд, заглядывая в ее глаза.

— И за себя также, Аскольд! — чуть слышно отвечала она.

Но напрасно Аскольд думал, что все закончено. Вардас и Македонянин со дня на день все откладывали и откладывали свадьбу…

Пока князья были в Константинополе, ни разу не удалось им побывать среди своих. Не раз собирались они в свое становище, но Василий Македонянин под разными предлогами удерживал их.

И князья оставались.

А между тем остатки княжьей дружины уже пришли в себя, опомнились от перенесенного потрясения, впечатление бури сгладилось. Число дружинников увеличилось собравшимися с разных сторон товарищами, спасшимися от гибели.

Пришедшие в себя после погрома варяги почувствовали силу.

— Чего это наших князей-то держат? — кричали в становище.

— В гости позвали, а назад не пускают!

— Мы без князей все равно что без головы! Не знаем, уходить нам или здесь оставаться.

— Здесь — так, пожалуй, с голодухи вспухнешь!

— Так пойдем скорее на Днепр — там хлеба вволю.

— Как пойдем? А князья?

— А чего они там сидят!

— Да, может, их не пускают.

— Так пойдем и вызволим! Вернемся без князей — нам позор во веки веков будет.

— Вызволим! Вызволим!

— И в Византии, как хотим, позабавимся! Душеньку отведем!

Подобные крики становились все громче и громче.

В Константинополе всего этого испугались не на шутку. Все сведения из становища приходили туда немедленно, и, как ни мало было варягов, нападение их могло наделать множество бед.

— Чего вы медлите? — говорил Фотий. — Мы добились своего; эти вожди варягов приняли крещение, ну и пусть их идут обратно к себе.

— А Изок?

— Что он?

— Он упорствует, не хочет принять Христову веру.

— И те варяги, которые в становище, тоже продолжают кланяться своему Перуну, что же из этого?! Ну, держите этого юношу заложником!

Если бы только Фотий знал, что накликает он этим на Византию!

Совет патриарха в виду происходившего в варяжском становище был принят, как спасительный…

Василию Македонянину пришлось вести новые переговоры с князьями.

Он повел дело, как всегда, весьма тонко, заботясь только о выгоде своей страны.

— Князья мои дорогие, — говорил он Аскольду и Диру, когда они, по его мнению, были уже достаточно истомлены неопределенностью своего положения, — князья дорогие! Вот, познали вы Теперь веру Христову, что вы теперь думаете делать?

— В Киев бы! — с тоской ответил Дир.

— Я бы так же думал, вы теперь христиане, зачем оставлять народ ваш во мраке язычества? Вы должны поделиться с ним своим счастьем и просветить его великим светом христианского учения.

— Отпустите нас с миром, и мы пойдем, — сказал Дир.

— Мы не держим вас, но теперь поговорим О деле. Ты, Аскольд, видел сам величие Византии, сам дивился ему, видел, что не только земные, но и небесные силы защищают святой город. Так вот, думаешь ли ты бороться с нею и теперь, когда сам стал христианином? Неужели ты решишься идти на этот город как враг и вести на нас полчища варваров, чтобы разорить этот город и воспользоваться жалкими богатствами, которых у тебя и без того много? Я думаю — нет! А если другие варвары осмелятся пойти с такими же целями или городу святош Константина понадобятся храбрые воины, готовые защитить его, разве не дашь ты нам своих? Ведь этим ты прославишь свое имя. А если соплеменники твои с Ильменя осмелятся пойти на нас войной, неужели ты не преградишь им путь и не ляжешь сам на поле брани, защищая святой город? Скажи, готов исполнить ты все это?

— Исполню! — глухо ответил Аскольд.

— И за народ свой ручаешься?

— И за народ… пока жив!

— Так мы запишем все это и заключим навеки нерушимый договор, который вы оба подкрепите клятвами. Согласны?

— А что я получу за это? — спросил Аскольд.

— Ирину, — с улыбкой сказал Македонянин. — Согласен?

— Да! — отвечал князь.

Лишь только договор был заключен, Аскольда и Дира отпустили в становище их дружины.

Дело было сделано, и они должны были успокоить своим появлением волновавшихся варягов.