Варяги и Русь

Потерпев поражение на море, руссы пристали к берегам Малой Азии и сильно опустошили их; но здесь они были разбиты патрицием Вардой и доместиком Иоанном, бросились в лодки и пустились к берегам Фракии, по дороге были нагнаны, опять разбиты Феофаном и с малыми остатками возвратились назад, к берегам Днепра.

Дома они оправдывались тем, что у греков какой-то чудесный огонь, точно молния небесная, которую они пускали на русские лодки и жгли их…

В Киеве, когда князь с пустыми руками, дружину свою растеряв, возвратился, долго-долго плач не смолкал. И не столько обижало киевлян, что князь их неудачу потерпел: ратное счастье переменчиво, а обида главная в том была, что сам князь духом упал: от всех прячется, будто совестно ему в глаза добрым людям смотреть.

— Полно горевать да прятаться, — говорила Ольга супругу, когда он засел в Вышгороде, боясь и глаза в Киев показать, — ничего из этого, кроме худа, не выйдет…

— Ох и не поправить беды такой.

— Как не поправить? Стоит умом только раскинуть, и все понятно будет.

— Что делать, скажи?

— На Византию идти!

— Опять?

— Да, опять, подними поход, да не такой, как в этот раз; всю славянщину подыми, как Олег делал, ильменцев потребуй, печенегов найми и иди… Не пойдешь, худо будет, свои поднимутся… Скажут, на что нам такой князь, которого даже и греки бьют… Послушай моего совета, поднимай снова поход.

Второй поход Игоря на Византию был в 944 году. На этот раз Игорь, подобно Олегу, собрал много войска — варягов, полян, славян, кривичей, тиверцев, нанял печенегов, взявши у них заложников, и выступил в поход на ладьях и конях, чтобы отомстить за прежнее поражение.

Корсунцы послали сказать императору Роману:

— Идет Русь с бесчисленным множеством кораблей, покрыла все море кораблями.

Болгары послали также весть:

— Идет Русь, наняла и печенегов.

Тогда, по преданию, император послал к Игорю вельмож своих с просьбой:

— Не ходи, но возьми дань, которую брал Олег, дам и еще к ней.

Император послал и к печенегам дорогие ткани и много золота.

Обо всем этом в Киеве скоро известно стало, но дальнейшие вести не приходили. Не знали киевляне, что с их князем: бьется ли с византийскими дружинами, или взял дань.

А с устьев Днепра, из Корсуня, шли вести, будто князь киевский вновь разбит и вся дружина его уничтожена.

Эти слухи беспокоили Ольгу. Ясно понимала она, что многое зависит от этого похода. Вернется Игорь с честью, никто ни на Днепре, ни на Ильмене и пошевелиться не посмеет. А если и снова неудача? Нет, уж лучше тогда Игорю и не возвращаться совсем. Не любят его и в Киеве, а в племенах и родах и подавно. Вот древляне — они даже и в поход не поднялись, а теперь их князь Мал сам зачем-то в Киев пожаловал, хотя в княжеский терем и не показывается, а все-таки не уходит в свой Искоростень, будто ждет чего…

Наконец, она почувствовала, что дальше не может выносить неизвестности. Она узнала, что у самого Днепра, в заповедной роще, недалеко от Киева, живет варяжская ведунья, о которой все говорили, что она может предсказывать будущее.

К ней-то и решила обратиться княгиня.

Старую колдунью звали Гульдой. Еще с Аскольдом и Диром пришла она на Днепр и поселилась здесь. Здесь она и жила в своей убогой лачуге, на берегу реки.

Из самого Новгорода, с Ильменя, приходили люди, чтобы посоветоваться с нею и узнать свое будущее. Старуха никогда не отказывала никому ни в советах, ни в предсказаниях. Когда какое-либо бедствие угрожало всему народу, выползала она из своей берлоги и появлялась в киевских стенах. Все уже знали: раз Гульда в городе — грозят беды. Она предсказала неудачу похода Аскольда и Дира, потом смерть князей. Во все время правления Олега ее не было в Киеве, но как только Игорь стал поднимать свой первый поход на Византию, она явилась и переполошила весь народ своим мрачным предсказанием. С этих пор слава ее упрочилась еще более. Везде в Киеве и на Днепре были уверены, что все должно исполниться, что только сказала Гульда. Слова ее были святы, и киевляне очень боялись, чтобы старая колдунья не явилась со своими предсказаниями, когда Игорь собрал свой второй поход на греков. Но Гульда на этот раз не выползла из своего убежища, и воины отправились в поход, убежденные в своем успехе.

Ольга никогда не обращалась к Гульде ни за советами, ни с просьбами поворожить о будущем. Киевская княгиня не познала еще Высшего Существа, да никогда и не думала познавать Его, но все-таки относилась к Нему, этому Высшему, Неведомому Существу, с почтением и в душе глубоко презирала и Перуна, и других истуканов, видя в них не могучих властителей таинственных сил природы, а жалкое создание рук человеческих. Кроме того, от обращений к старой Гульде удерживал киевскую княгиню страх. Гульда никому и никогда не предсказывала хорошего. Все ее пророчества были мрачны. Она как будто и знать не хотела того, что в жизни существуют не одно только горе, беды да несчастья, а есть и радость, есть и добро. Все это словно не существовало для старой колдуньи, будто забыла она обо всем этом и сулила всему живущему одну только смерть.