Варяги. Славяне. Русские

Позволю себе обратиться к аналогии из нашего времени. Представим себе гипотетических историков тридцатого века, которые о нашем времени знают не больше, чем мы знаем о десятом веке. От нашего времени им известны фразы: «Воины-афганцы успешно борются с преступностью в городе»; «…коммерческие льготы для объединения воинов-афганцев»; «…кандидаты в депутаты от воинов-афганцев объявили…». Одни историки предположат, что выходцы из Афганистана составляли господствующий привилегированный слой в России, т. е. фактически овладели страной. Другие предположат, что власти России нанимали в Афганистане воинов для полицейских функций в стране и за всякие заслуги предоставляли им льготы. Если же найдется историк, который предположит, что были воины-афганцы, а были воины-«афганцы», ему резонно укажут, что примерно в это же время шла война в Чечне, но ее участников никто не называл воинами-«чеченцами». Приведенная аналогия не абсолютно идентична ситуации с варягами, но во многих чертах сходна.

Двойное значение термина «варяг» было привычно русским людям также в первой половине XI в. При его употреблении в нужных случаях вносилось уточнение — какие именно варяги имеются в виду. Это относится и к знаменитой фразе в «Повести временных лет»: «Варяги, еже ныне зовомые русь». Здесь летописец счел нужным уточнить, что он имеет в виду варягов в первоначальном смысле. Фраза подтверждает, что были варяги и другого разряда. Поскольку в Византию наемники из Скандинавии попадали с Руси, слово «варяг» в значении «воин-наемник» попало и туда.

С середины XI в. постепенно исход викингов из Скандинавии сходит на нет. Скандинавы-наемники становились все более редкими гостями в других странах, зато в Византии появились воины-наемники из других стран, например из Англии, их по традиции тоже называли «варягами», что внесло еще большую путаницу в исторические источники. На Руси постепенно забывали, что слово «варяг» имеет два смысла. Летописец Нестор в начале XII в., очевидно, еще помнил об этом, хотя варяги для него были уже историей. Последующие летописцы уже не знали правды о варягах, что могло их иной раз подвигнуть на путаницу. Историки-профессионалы, которые в XVIII в. стали разбирать русские летописи, тем более находились в неведении, что и дало почву для ложных концепций.

Историков XVIII в. извиняет то, что историческая наука в ту пору переживала младенческий период. Сейчас же о норманнской теории происхождения русской государственности можно сказать следующее: она была вполне научной для XVIII в., годилась для научного использования в XIX в., явно устарела в XX в., а в XXI в. ее защитникам место на одной полке с теми, кто пишет про Атлантиду и Гиперборейскую Русь.

Это не значит, что норманнская теория вот-вот исчезнет из научного оборота. Причины ее удивительной живучести не научные, а сугубо политические, по крайней мере в XX в. Нынешний глобализм за завесой словесной трескотни об «общечеловеческих ценностях» маскирует концепцию «золотого миллиарда». Норманнская теория очень удачно подходит для ее идеологического обоснования. По-прежнему будут выделяться гранты, денежные средства на ее поддержание. И всегда найдутся историки-циники, готовые морочить голову обществу, торговать своим научным авторитетом и регалиями ради заграничных подачек. И будут тупо повторять аргументы трехвековой давности. Это было, есть и будет.

У истоков русской государственности

Теперь, когда есть ясность по вопросу происхождения термина «варяг», следует завершить анализ «Сказания о призвании варягов». Одновременно можно высказать суждение о некоторых неясных моментах становления государства Киевская Русь.

По вопросу призвания Рюрика в Новгород реконструируется примерно такая схема.

В Поднепровье, там, где локализуют «Русь в узком смысле», в первой половине IX в. существовала страна Артания (Арта). Ее население представляло собой смесь различных этносов — древних и новых: скифов-росомонов, остготов, сарматов, балтов, славян. Языком межнационального общения стихийно стал славянский язык, который постепенно становился единственным, и это с каждым поколением усиливало у жителей страны славянскую идентичность. Себя они называли «русы» или «поляне», второе название представляет собой перевод на славянский язык скифского этнонима «сколоты» (саккололоты — «белые поляне»). В силу исторических причин общество русов имело военный характер, некоторой аналогией для которого может послужить Запорожская Сечь. Конницы эти русы не имели, зато они прекрасно умели плавать на кораблях, на которых заплывали вглубь славянской территории и занимались грабежом, используя преимущества своей военной организации и разобщенность славянских племен.