Варяги. Славяне. Русские

Для вражеского похода такая ситуация больше подходит, нежели для княжеских усобиц. Как ни жестоки княжеские распри, все же бессмысленного массового истребления населения при них не практиковалось. Могли ограбить, угнать в полон.

Итак, между событиями 939–940 гг. и событиями 1185 г. обнаруживается ряд параллелей. В обоих случаях князь по имени Игорь идет в степь воевать с чуждым, враждебным народом. Его цель — река Дон. Первоначальный успех. Поражение при столкновении с главными силами. Вражеское нашествие и жестокое разорение страны. Остается открытым вопрос: было ли в Восточной Европе какое-либо солнечное затмение около 939 г.?

Не только современники, но и последующие поколения русских людей хорошо понимали, что «Слово о полку Игореве» базируется на событиях времен Игоря Старого. В противном случае трудно понять, почему киевский князь Игорь Рюрикович упоминается в нескольких списках «Задонщины» [158, с. 211–212]. Бесспорно, что «Задонщина» создана под огромным влиянием «Слова…». В сущности, Софроний Рязанец проделал с поэмой конца XII в. нечто подобное тому, что создатель «Слова…» проделал с поэмой или песней 40-х гг. X в. Видимо, во время создания «Задонщины», в конце XIV в., еще была на слуху первоначальная версия «Слова о полку Игореве», где фигурировал Игорь, сын Рюрика. Софроний знал и то, и другое произведение, стало быть, наглядно мог представить себе, как из старинного текста можно сделать новое произведение, чтобы откликнуться на громкое событие своего времени, каким была Куликовская битва.

Можно высказать еще некоторые догадки. В конце «Слова…» есть строки:

«Тяжко тебе, голова без плеч,
зло и телу без головы» —
Русской земле — без Игоря!

Что если эти строки отражают ситуацию, сложившуюся на Руси после убийства Игоря древлянами, описанную и проанализированную выше? Смысл здесь такой: правление Игоря было тяжелым и горестным для страны, но когда князя не стало — ситуация сложилась еще хуже, чреватая развалом государства. В данном случае вполне правомерно сопряжение с Игорем всей «Русской земли», а Игорь 1185 г. был князем не слишком большого княжества, а никак не общерусской фигурой. Может быть, эти слова реально были произнесены Ольгой — вдовой Игоря. На эту мысль наводит то, что в предшествующих строках говорится именно о ней. Древнерусский текст звучит так:

Рекъ Боян на ходы на Святьславля,
Песнотворецъ стараго времени —
Ярославля, Ольгова, коганя хоти…

В.И. Стеллецкий здесь видит одно из самых темных мест поэмы. Но высказывает предположение, что здесь речь идет про княгиню Ольгу [158, с. 211]. Термин «каган» как монархический титул имел хождение в Восточной Европе в X–XI вв. Назваться каганом значило объявить себя правителем сильного независимого государства. Если этот титул принесли в Киевскую Русь аланы Русского каганата, ушедшие на запад после его разгрома, то киевские князья могли считать себя законными наследниками титула, преемниками власти роксоланских каганов. «Хоти» на древнерусском языке значит «жена», «любовница». Наша летописная Ольга — жена кагана Игоря. Наверное, и про нее ходили исторические песни в русской среде, и их исполнял Боян как песни старого времени. Заодно он пел про походы Святослава Игоревича, про времена Ярослава — эпоху расцвета Киевской Руси.

И еще одна догадка, имеющая отношение к теме всей данной работы. В самом конце «Слова…» есть еще несколько совершенно непонятных строк:

Девицы поют на Дунае,
Вьются голоса их через море до Киева.

Объяснения по поводу упоминания реки Дунай, предложенные ранее, меня ни в коей мере не устраивают. Что касается упоминания моря, то о нем вообще все молчат. Выдвигаю предположение: это строки из песни еще праславянского периода, когда предки славян жили на своей прародине. Прародина располагалась на реке Дунай, а морем славяне в то время называли озеро, фигурирующее в письменных памятниках VI в. как Мурсианское. Пение девиц, разумеется, не могло слышаться через озеро, это поэтическая гипербола, а вместо Киева в первоисточнике назывался другой объект.

Такова, в общих чертах, моя концепция происхождения «Слова о полку Игореве». Эта великая поэма — творение не одного автора, а нескольких, причем каждый из них широко пользовался песенным материалом своего времени. В этом смысле поэму можно считать творением народа, причем не только восточнославянского, но и других народов Восточной Европы — дославянских, неславянских, слившихся в единое русское море.

Заключение