Как специалиста-археолога Петрухина характеризует его «норманско-хазарская» концепция, в которой псевдоскандинавские погребения в камерах занимают центральное место и через призму которой он несколько десятилетий псевдореконструирует историю Киевской Руси. И эта псевдореконструкция настолько не соответствует источникам, что вызывает протест даже у ученых, не сомневающихся в норманстве варягов. Так, в 2000 г. византинист Г.Г.Литаврин отметил, что Петрухин (а вместе с ним и его соавтор Д.С.Раевский, специалист по скифам и «семантики изобразительного искусства Евразии в древности») несколько преувеличивает роль норманнов на Руси и что он не имеет оснований для вывода о заметном «хазарском компоненте» в русской культуре, т. к. «нет решительно никаких доказательств того, что их влияние на духовную культуру и политическую систему Древней Руси был сколько-нибудь глубоким и длительным». Но доказательства Петрухину вообще-то и не нужны. Потому что есть его личное мнение. Его и достаточно. И согласно которому, большие курганы Черниговщины (Черная Могила и Гульбище) насыпаны с соблюдением скандинавских обычаев, а в Черной могиле (60-е гг. X в.,) всем надлежит видеть, если они, конечно, не хотят прослыть либо всего лишь простыми «любителями старины», либо приверженцами «кондового антинорманизма», захоронение знатного русского дружинника «скандинавского происхождения» («русского феодала варяжского происхождения»), осуществленное небывалым славяно-норманно-хазарским сообществом того времени: «славяне, норманны и хазары возвели своему предводителю единый монумент»[104].
Большой курган Черная могила вошел в науку как погребальный памятник норманна посредством X. Арбмана. И вошел потому, что шведский археолог отнес - так ему захотелось - к скандинавским мечи, которые являются франкского производства и которые имели самое широкое хождение по всей Европе (они найдены там, где скандинавов никогда не было). Отнес он к скандинавским и два орнаментированных рога-ритона. Но при этом признав, что орнаментация обеих оправ носит не скандинавский, а восточный характер, что весь остальной погребальный инвентарь, от шлема до одежды, чужд скандинавской материальной культуре, что в кургане не найдено скандинавских женских украшений и что погребенная здесь женщина, видимо, не носила традиционной скандинавской одежды. И все эти допуски и натяжки Арбмана в отношении Черной могилы английский археолог П.Сойер привел в 1962 г. в качестве ярчайшего примера тенденциозной аргументации.
Но выдумки Арбмана были приняты Петрухиным (в 2003 г. он представил погребальный комплекс кургана как «настоящую модель Вальхаллы») и приняты, несмотря на то, что в 1960-1970-х гг. антрополог Т.И.Алексеева констатировала отсутствие в Черниговском некрополе германских (норманских) особенностей. Да и сам он в 1981 г. отмечал, что Черная Могила и Гульбище, видимо, содержали сожжение в деревянных камерах, что довольно редко встречается в Скандинавии, но обычно для Черниговщины. В 1998 г. В.В.Седов указал, что особенности обрядности Черной Могилы: «предметы вооружения и конского снаряжения на кострище были сложены грудой, остатки кремации с доспехами были собраны с погребального костра и помещены в верхней части кургана - не свойственны скандинавам, но имеют аналогии в других дружинных курганах Черниговской земли»[105].
Яркий пример тенденциозной аргументации Петрухин демонстрирует и оценкой вышеупомянутых двух серебряных фибул, открытых в Киевском некрополе. Ибо, несмотря на отмеченный М.К.Каргером факт использования одной из них не по прямому назначению (застежка), а как подвеска-медальон, несмотря на заключению Т.И.Алексеева о совершенном отсутствии у погребенных в камерах Киева германских черт, несмотря на наличие славянских височных колец «волынского типа», представлявших собой специфический женский племенной убор восточных славянок, он убеждал ив 1981, и в 1995 гг., что эти «фибулы свидетельствуют о скандинавском этносе погребенных» двух киевских знатных дам (и увидел в височных кольцах в их могилах факт отражения процесса ассимиляции норманнок, доказательство их местных связей и принадлежности «к древнерусской крещеной знати»), А в 1998 г. на основе одного ложного заключения Петрухин вывел другое ложное заключение: «придворные дамы Ольги» были скандинавского происхождения. И в 2008 г. он все также говорил о скандинавских дружинных древностях X в. в гнёздовских курганах и Киевском некрополе[106].