Уровень своего «исторического анализа» Петрухин демонстрирует и тем, что объявляет недостоверным, по причине лишь несоответствия норманской теории, следовательно, своим воззрениям, сообщение сирийского автора VI в. Псевдо-Захария (или Захария Ритора), в «Церковной истории» которого назван народ «рус» (hros), живущий к северу от Кавказа. Хотя о пребывании русов в южных пределах Восточной Европы в доваряжскую эпоху свидетельствуют многие византийские (речь о некоторых из них уже шла) и восточные авторы. Стоит также привести слова, сказанные в 1939 г. А.П.Дьяконовым по поводу этих hros и показывающие надуманность настойчивого разговора археолога о легендарном характере их упоминания у Псевдо-Захария: «Собственные имена народов обычно не создаются фантазией даже в легендах, а скорее являются реальной точкой отправления для создания легенд»[117]. Этот же уровень Петрухин демонстрирует утверждением, что поход руси на Каспий начала X в. (между 911 и 914) сильнейшим образом напоминал «морские набеги викингов на Западе, в империи Каролингов: разграбив побережье Каспия, русы укрылись на близлежащих островах, и неопытные в морских сражениях местные жители были разбиты, когда попытались на своих лодках сразиться с русами». Довольно близко - но независимо - к тому, как в 1841 г. вводил в науку очередной весомый норманистский аргумент «ультранорманист» М.П. Погодин: «Обстоятельства русского нападения на берег Каспийского моря и росского на Константинополь одни и теже с нападением норманнов на берега всех европейских морей, и доказывают их одно северное происхождение, а не восточное»[118].
И объявляя недостоверным то, что было в истории, Петрухин в качестве достоверного преподносит то, что в ней отсутствовало. Так, по его заверениям, долженствующим показать масштаб действий скандинавов в балтийском регионе, следовательно, на Руси, «Волин поморян входил в зону скандинавской колонизации... Рюген и устье Одера также были колонизированы в эпоху викингов...». Но на Рюгене-Руси скандинавы если и появлялись, то только в том случае, о котором говорил Саксон Грамматик в рассказе о боге Святовите, который пользовался особенным почетом у славянского населения Балтики (его храм находился в столице ругов Арконе): «Даже соседние государи посылали ему подарки с благоговением: между прочими, король датский Свенон, для умилостивления его, принес в дар чашу искуснейшей отделки...»[119].
Волин, а он как раз и находился в устье Одера (но чего, оказывается, не знает Петрухин), также нельзя отнести к «зоне скандинавской колонизации». Волин (немцы именовали его Winetha, Julin, Jumne, Jumneta) источники представляют величайшим из городов Европы. Гельмольд вслед за Адамом Бременским называет его «знаменитейшим», говорит, что «это действительно был самый большой город из всех имевшихся в Европе городов, населенный славянами вперемешку с другими народами... Этот город, богатый товарами различных народов, обладал всеми без исключения развлечениями и редкостями». И уже в IX в. он занимал площадь в 50 гектаров, и его население в X в. состояло порядка из 5-10 тысяч человек (для сравнения, шведская Бирка, которую обычно характеризуют не только как крупнейший торговый центр Швеции, но и всего балтийского Поморья, была расположена, отмечал в 2009 г. шведский ученый Д.Харрисон, на территории 7 га и число жителей в ней колебалось от 500 до 1000 человек, а датский Хедебю в пору своего расцвета - X в. - занимал площадь 24 га, и его население насчитывало несколько сотен человек, может быть, даже более тысячи). В XI в. балтийская торговля, достигшая цветущего состояния, была сосредоточена именно в Волине (около него обнаружена почти треть всех кладов Поморья), и он, в чем были твердо убеждены на Западе, уступал только одному Константинополю. Датский король Гаральд (936-986), захватив Волин, выстроил здесь крепость, названную по скандинавскому имени Волина Юмна или Йомсборг. Вскоре она перешла на сторону славян, сделалась убежищем всех «приверженцев язычества», и в ней пребывали как датчане, так и славяне (была разрушена датским королем Магнусом в 1042 г.)[120].