Вариант "Ангола"

На прииске на дни нашего отсутствия была объявлена профилактика: Раковский и Анте, засучив рукава, шерстили свои "вотчины": электрику и машинерию, Зоя и Горадзе устроили масштабную ревизию запасов, Попов, как обычно, ввиду отсутствия пациентов пропадал на огородике, ну а на кухне у Олейника работа не прерывалась никогда. Оставшиеся же в лагере солдаты — Матвей Грищенко, Боря Клюйко, Гриша Кондратьев и Федя Яровец, а также наш бравый Данилов — только и могли, что обеспечивать охрану на вышках. Даже в секрет в эти три дня они не выходили, какие уж там рабочие смены…

Шли быстро — не в пример быстрее, чем мы плелись от берега до прииска. И дело было отнюдь не в том, что во многих местах мы шли под горку, спускаясь с предгорий к побережью, и не в том, что Радченко вел нас более коротким маршрутом, чем тот, которым мы шли на прииск. Несколько дней назад мы были буквально раздавлены случившимся, да и шли, по сути, наудачу, особо не надеясь на скорую встречу со своими — скорбь и неуверенность были словно чугунные гири на ногах. Зато сейчас вокруг были самые что ни на есть наши, советские люди, оттого и шагалось легче. Да еще Ваня Быстров, тащивший на плече ручной пулемет, оказался балагуром, каких поискать и, казалось, мог сыпать анекдотами и прибаутками день напролет. Саванна то и дело оглашалась взрывами хохота, и даже суровый Радченко временами прятал улыбку в усы.

Так и топали — левой-правой, час за часом.

Пекло солнце, на горизонте пылило стадо каких-то зверей — может, антилоп, а может быть даже и слонов, один раз странной подпрыгивающей рысью медленно пробежали жирафы. Они почему-то всегда казались мне самыми ущербными из животных — неуклюжие, несуразные, они вызывали жалость своими ломкими длинными ногами и неестественно вытянутыми шеями. С большого расстояния жирафы казались составленными из спичек скелетиками, и двигались примерно с такой же грацией. С другой стороны — лучше уж пусть вокруг бегают такие несуразные, но безобидные создания, чем грациозные хищники из семейства кошачьих. Львов и гепардов, насколько я понимал, в ангольской саванне обитает немало. Встречаться с ними не хотелось.

Вечером встали лагерем на краю небольшого плато, в десятке метров от родника, выбивающегося из-под камней. Выкопать ямку для костра, нарубить дров, наломать веток для лежанок — все эти дела заняли совсем немного времени, да и могло ли быть иначе, если за работу взялись пятеро мужчин? Новиков и Клушин тем временем, отойдя на полсотни шагов, разделывали тушу бородавочника, которого Клушин же и подстрелил. Вышло это неожиданно для нас, и уж, конечно, совершенно не ожидал такого поворота событий сам бородавочник. На небольшое семейство этих дальних родственников обычной свиньи мы наткнулись, когда спорили, пришла ли пора разбить лагерь или можно до наступления сумерек отмахать еще пару километров. И вдруг Клушин отработанным движением сбросил с плеча карабин, а в следующее мгновение раздался выстрел. Бойцы мгновенно опустились на одно колено, изготовившись к стрельбе, Быстров так и вовсе рухнул в траву, припав к "дегтяреву" — наш маленький отряд ощетинился оружием, и только мы с Вейхштейном стояли в середине, ничего не понимая.

Совсем неподалеку от нас замерли в странных позах — опираясь на коленки передних ног — несколько странных созданий, карикатурно похожих на кабанов: из нижних челюстей торчали огромные, загнутые вверх клыки, при виде которых удавилась бы от зависти половина кабанов из европейских лесов. В дополнение к этим клыкам у животных имелись огромные, отвратительного вида бородавки по обе стороны морды. Две или три секунды животные стояли на коленках, а потом вскочили, и с топотом понеслись прочь, смешно подняв вверх хвосты. А один кабанчик — самый небольшой из группы — так и остался лежать. Морда его была залита кровью, сочащейся из круглой дырочки посреди широкого лба.

— Отбой, робяты, — хохотнул Клушин, обильно уснащая свою речь неподражаемым "оканьем". — Это ж не враги, это мясо. Знатный кабанчик!

— Дурак ты, Леша, и не лечишься, — сказал Валяшко, закидывая автомат за плечо. — Сходи к Попову, пусть тебе порошков от глупости каких выпишет, что ли. У вас там в Вологде что, все такие дурни? С этими кабанчиками шутки плохи, сам знаешь. А ну как на нас бы поперли? Клычищи видал? Доберется — не обрадуешься… На меня один раз такой напрыгнул — до сих пор мороз по коже.

— Тю, — махнул рукой охотник, — ужель бы не отстрелялись? Или патрона пожалел? Так свежатина же!

— Свежатина, — очень похоже передразнил его Валяшко. — Все б тебе жрать, дубина…

— Лагерем здесь станем, — сказал Радченко. — А ты, меткий стрелок, вперед — свою добычу свежевать. Понял?

— Понял, — хмуро сказал Клушин. — Вот завсегда так — захочешь доброе дело сделать, так еще дураком останешься…

— Не ной, я тебе помогу, — хлопнул его по плечу Новиков. И с усмешкой добавил, обращаясь к остальным бойцам: — Посмотрим, как вы это мясцо уминать будете, чистоплюи…