Вариант "Ангола"

Семеныч сидел на корточках около недвижного тела. Португалец был одет в мятую форму из грубой ткани неопределенно бурого цвета. Ни головного убора, ни оружия. Словно какой-то дезертир или окруженец, честное слово. Потом я понял, что этот солдат бросился убегать, возможно, еще в самом начале боя, и именно это его спасло. Когда взорвалась граната, взрывной волной его опрокинуло наземь; падая, он стукнулся головой о камень и теперь лежал без сознания.

Подошел Новиков, все еще настороженный и держащий автомат наготове. Я вдруг вспомнил о своем. Где же я его бросил, дурень? Видно, за тем самым камнем, за который я свалился перед взрывами.

— Ловко вы, товарищ капитан, из автомата строчили, — вдруг сказал Новиков. Я тупо нахмурился, пытаясь понять, издевается он надо мной, или нет. Лицо у бойца было серьезней некуда.

— Это точно, — поддакнул Радченко. — Люди, когда в первый раз в перестрелку попадают, все больше маму поминают, или обделываются. А капитан вон пару человек срезал.

Я криво усмехнулся, но внутри разлилось что-то теплое, воодушевляющее. Или это все от водки? Это хорошо, что они меня поддерживают, значит, на самом деле я вел себя не так плохо, как казалось. На волне успеха, я деловито огляделся и сказал:

— Надо этого контуженого допросить.

— Точно! — согласился старшина. — Вы же по-португальски хорошо балакаете? Мы-то через пень-колоду: покушать, руки вверх, до свидания, больше никак. А узнать, откуда они тут взялись, ой как хочется! Нехорошо мне от всего этого делается…

Радченко, крякнув, встал.

— Быстрее надо убираться. Давай, Михаил, подхватим его, да на берег, чтобы на виду лежал. Потом надо будет носилки сварганить.

— Сделаем, — ответил Новиков.

Я вышел обратно на пляж. Валяшко уже привел кобылу и они с Вершининым подтаскивали к ней ящики. Сашка выглядел, словно лунатик. Эк его все эти события пришлепнули! По сравнению с ним я чувствовал себя бывалым солдатом, и это тоже прибавляло мне сил и уверенности.

— Все взять не получится, — сказал я Валяшко. — Надо выбрать пару. Думаю, автоматы и пулеметы по одному ящику. Больше на лошадь не стоит навьючивать. Гранат наберем в мешки и карманы.

Никто не возражал. Валяшко достал нож, чтобы отрывать крышки.

— А там чего, в кустах? — спросил он, отдуваясь и вытирая пот. Вершинин при его словах вздрогнул.

— Семеныч живого нашел, — пояснил я. Неожиданно, Валяшко взвился и перехватил нож.

— Живооой? А ну сюда его давайте! Я за Леху его, падлу!

— Остынь! — воскликнул я. Потом добавил, стараясь говорить как можно ровнее и тише. — Нам "язык" очень нужен. Придется с собой взять, здесь оставаться нельзя. Допросим на прииске.

Сборы заняли около часа, причем с каждой минутой Радченко становился все мрачнее и злее. Солдатам от него попало не раз — за то что копаются, за то что носилки из форменных курток португальцев неправильно связали…

Затем мы двинулись в обратный путь.

Все планы после столкновения с врагом рухнули. Неизвестно было, один здесь отряд, или есть другие, неизвестно, что знают о нас местные власти и как скоро они начнут поиски пропавших. Сильнее всего Радченко опасался появления самолета, ведь совсем рядом, в Люсире, имелся аэродром. Поэтому мы пошли немного другим путем, более длинным, но зато по дороге попадалось больше рощиц, в которых можно спрятаться. Двое носилок изрядно отягощали нас, поэтому на второй короткой остановке Радченко, скрепя сердце, велел похоронить Клушина. У Валяшко на глаза навернулись слезы, когда на тело его товарища стали падать первые комья коричневой африканской земли.

— Не дождется его Дашка, не дождется! Как же она — одна, с дитем? — шептал он, сжимая и разжимая кулаки. Я осторожно покосился на пленного, лежавшего неподалеку — а ну как Валяшко кинется да задушит голыми руками? Однако вершининский тезка больше не пытался устроить самосуд. Радченко заметил могилу, сложив на земле крестом несколько камней. Неужели надеется вернуться? Чуть позже, когда бойцы начали собираться в путь, я спросил его об этом.

— Оно, конечно, хорошо бы, — пробормотал старшина, подтягивая подпругу у Звездочки. — Только боюсь я, завтра же его гиены разроют. Не по-христиански мы поступаем, что тут его зарыли… но не можно дальше тащить. Не дай боже, из-за него и нас побьют. А камни я для ребят выложил, чтобы они чего не подумали. Может, завтра кто из них так вот ляжет?

— Неужели они про гиен не догадываются? — прошептал я.

— Может и догадываются, только не в этом дело, — уклончиво сказал старшина. — Беритесь за своего языка, товарищ капитан, ваша очередь.

На самом деле, пошли мы быстрее. Носилки тащили вчетвером, один вел кобылу и один уходил вперед в качестве охранения. Периодически мы менялись, пока наш пленник не очнулся. Я в это время нес его слева, в головах, поэтому сразу увидел открывшиеся глаза. Португалец издал протяжный стон и сморщился.

— Qual И? Onde estou?[24] — пробормотал он очень слабым голосом.