- Что?! Что ты сказал? Ты, герой Четвертой Пунической, думаешь, я тебя не видел? Я всех вас видел - и как ты один пикировщик десять минут трепал, я тоже видел!
- Брось, Петро, ну не гони на ребят, они полностью выложились...
Кряхтя, здоровенный двадцатичетырехлетний мужик, один из самых удачливых асов военно-воздушных сил, поднялся на ноги и ухватил командира за плечо. Тот стряхнул его руку.
- Вот кто выложился, Иван, а кто и нет - не надо! Вторая - так точно нет, и все мы тут это знаем. Александр Иванович, разъясни нам, убогим, как ты с дюжиной "колод" справиться не мог?
Обалдевший от такого вопроса Покрышкин вскочил на ноги одним рывком, скуластый, с отеками под глазами.
- Что-то я не понял, командир... - начало было тихое, но все знали, что взорваться комэск-два способен от малейшего толчка, в нем как будто всегда плавала капля гремучей ртути, подвешенная на тонкой проволочке. Если я помню верно, то ни одна бомба в "Чапай" не попала, иначе бы мы тут не сидели... И если "колод" мы сбили не особо много, то и сами никого не потеряли, а вот жопу им надрали вполне по правилам. А что у тебя было, может, расскажешь нам?
- Живучие, суки, - в голосе комэска-пять была тоска, свой первый бой над океаном он представлял себе совсем иначе. - Я таких еще не видел, "юнкерс" ему в подметки не годится, а уж на что крепкая машина. И парень мой погиб. Совсем худо.
- В пятой было хуже всех, - подтвердил худой высокий офицер, только что подошедший к собравшимся и утирающий лицо шлемофоном. - Все крылья в дырках, во такие! - он показал.
- Не в вашу пользу счет, - Покрышев сам помрачнел, гнев на его лице уступил место решимости. - Потерять машину на таком деле... Всем табуном же били... Ладно, хватит. Глупо скулить дальше. Скоро вылетаем опять, через минут тридцать-сорок, если от шестой что-то будет. Идут первая, остатки пятой, - он взглянул на Покрышкина, но тот ничего не сказал. - Остальные в зависимости от дистанции. Но вторая уж точно.
Летчики второй эскадрильи застонали, изобразив преувеличенное страдание на лицах. Несмотря на фактически проигранный "по очкам" бой, настроение у них было хорошее - американцы на деле оказались не самыми страшными противниками, в характеристиках их самолетов не было ничего особо неожиданного. Впрочем, силу батареи крупнокалиберных пулеметов "хеллкэта" или "корсара" недооценивать никто не собирался - для легких ЯКов даже несколько полудюймовых пуль могли представлять смертельную опасность. По этому поводу летчики кстати и некстати употребляли дурацкую присказку "А кому сейчас легко?", каждый раз почему-то вызывавшую взрыв хохота.
Кормовой самолетоподъемник выкатил на палубу первый бомбардировщик выкрашенный в три матовые краски Су-6 полковника Ракова. В отличие от машин истребительных эскадрилий, на самолетах первой не было опознавательных вертикальных или косых полос на фюзеляже, да и вообще ярких цветовых пятен на бортах было гораздо меньше. Не распластывались по носу орлы, как на всех без исключения самолетах четвертой, не скалились морды львов и барсов (отличительные признаки машин Щипова из пятой и Покровского из третьей), не было устрашающих рядов звездочек на фюзеляжах. Даже тактические номера были не белыми, а желтыми - для управления эскадрильей в бою их яркости хватало, а выдерживать по ним ракурс прицеливания было несколько сложнее. Техники опустили поднятые сегменты крыльев в горизонтальное положение и откатили машину вперед, через мгновение подъемник снова ушел вниз. Из блистера стрелковой точки махал руками сержант, не менее знаменитый, чем сам Раков, стрелок с торпедоносцев Северного флота. Перегнувшись через ограждения зенитных гнезд, матросы, обслуживающие 37-миллиметровые автоматы, махали ему в ответ, выкрикивая пожелания. Между собранным на борту "Чапаева" созвездием асов и ими зияла пропасть, сержант же был свой.