Впрочем, да, тут могли быть варианты. Просидевшие в лагерях солдаты не питали, что объяснимо, большой любви к своим недавним тюремщикам, а те, в свою очередь, не испытывали к ним большого доверия. В стане новых союзников было немало проблем на расовой и этнической почве. Каково, например, белокурому рыцарю СС отдавать честь британскому офицеру с синей звездой Давида на правом плече? И ладно еще это. Солдаты Палестинской бригады, сплошь бывшие самыми классическими евреями, любили выдернуть из рядов пленных какого-нибудь немчика и заставить его вытирать своей формой пыль с дороги, а их офицеры в это не вмешивались.
Несколько произошедших эпизодов оставления расположения части, стоявшей в глубоком тылу, были соотнесены по времени с внезапными и безвременными смертями германских офицеров и чиновников в близлежащих городах, причем по достаточно одинаковой схеме. Скандалов не возникало, в конце концов это были всего лишь немцы, но британское командование начало железной рукой укреплять пошатнувшуюся дисциплину. Немногочисленные попытки открытого мятежа в германских частях были задавлены в зародыше.
Похожие, хотя и менее радикальные, проблемы имелись с польскими, чешскими и норвежскими частями, любившими втихомолку подставить немецкого соседа. И все это не прибавляло стойкости войскам в масштабе фронтовых операций.
– Я не понимаю, какого черта нас держат в неведении о происходящем!..
Ганс-Ульрих Красовски шел на головной машине колонны, уставленной антеннами почти как рождественская елка. Теперь он был командиром переформированного за счет разбитых частей танкового полка – важнейшей и почти единственной ударной силы для потрепанной в неудавшемся контрнаступлении, сменившей свое название и номер бывшей дивизии СС.
– Ну подумайте: если дивизию и вообще армию все же задействовали, то, значит, командование в замысел и детали наступления посвящено, так?
– Вероятно…
Старый знакомый, британский майор, который уже не выглядел так по-дурацки, да и вел себя нормально (видимо, из-за усталости), расслабленно мотал головой, раскачиваясь вместе с танком на еще не слишком разбитой дороге.
– Тогда почему не держат в курсе меня? Вас? Какой в этом смысл? Маршрут движения, опознавательные сигналы для своей авиации, сроки выхода к рубежу, и все! А командирам рот и взводов нельзя говорить и этого! Неужели боятся, что я выдам план русским? Которые спустятся за ним на парашюте, а потом на нем же и улетят… Ерунда. Нам просто не доверяют по определению. Немец – значит, доверять ему нельзя. Я делаю правильные выводы, герр майор?
– Правильные…
– У-у-у, да вы совсем расклеились. Коньячку?
– Не откажусь.
Майор присосался к микроскопической изогнутой фляжечке с выдавленным охотничьим сюжетом на выпуклой стороне.
–
– Держитесь, герр майор. Еще пара часов, и мы сольемся в экстазе с русским железом.
– Очень тяжелый марш.
– Согласен. Тяжелый, длинный и не особо мне понятный. Почему, черт подери, мне не говорят, на кого нас бросают! Одиннадцатого, когда мы с вами напоролись, никто не знал ничего. Три дня назад нам соизволили дать какую-то информацию, но только после того, как целая американская дивизия начала проситься на наше место во втором эшелоне. И, кстати, после того, как она это место получила. Помните денек? Холм…
– Да уж, такое не забывают…
Полк, тогда почти полного состава – даже с ротой «королевских тигров», даже с командирскими танками по штату, – прошел русские позиции, додавливая очаги сопротивления, окруженные дымящими машинами заокеанской постройки. За все это время, кстати, новоиспеченный
Что же касается сказанного майором «такого не забывают», оба имели в виду одно и то же. Под конец дня, когда фронт ушел далеко и снаряды до бывшего первого рубежа обороны русских уже не долетали, они остановились, въехав на один из пологих холмов, с которого открывался хороший обзор во все стороны. Открыв люки, экипаж его танка, держа перед собой оружие, разглядывал дымящееся поле боя – гиперреалистичный натюрморт страдающего садистскими комплексами художника. Пехотинцы методичной трусцой прочесывали траншеи, изредка постреливали, проверяя тела убитых русских. Других часто и не надо было хоронить, настолько их глубоко засыпало в обвалившихся внутрь окопах.