Дела насчет умерших детей надо обязательно брать на контроль в Генпрокуратуре, брать на контроль самому Генпрокурору, - и спрашивать с виноватых строго.
В Сыктывкаре, я знаю, у работницы целлюлозно-бумажного комбината умерла от голода пятилетняя дочка. Из Бурятии мне пришло письмо с жалобой на то, что дети там спасаются от голода комбикормом. Есть смертельные случаи - комбикорм в желудке разбухает, превращается в крупную тяжелую массу, и желудок разрывается. Так погибло уже несколько человек.
Знаю случаи, когда в желудках умерших детишек находили опилки - больше есть им было нечего. И это - в конце двадцатого века, в стране, которая может прокормить весь мир, но вместо этого сама протягивает руку: "Подайте, Христа ради!" И стоит на коленях, никак не может подняться на ноги. Пир во время чумы продолжается, и никто не хочет его остановить. И Бордюжа, к которому я раньше испытывал симпатию, - тоже не хочет. Он с ними заодно.
Для того, чтобы отвлечь внимание от голода, холода, нищеты и бед, затевают разговоры о политическом экстремизме, о запрете компартии (вот она, окончательная победа горбачевского плюрализма, оказавшегося в итоге не таким пустым, как мнилось вначале), о тюрьме для генерала Макашова и руководителя "Памяти" Васильева, кормят народ "завтраками" и выдавливают из него последние соки, последнее терпение...
Интересно, откуда же появились у Бордюжи сведения о "Мабетексе"? Проговорился он, сплоховал... Сведения он получил явно от Пал Палыча Бородина, управляющего делами президентской администрации. А тот - от главы "Мабетекса", человека с криминальным душком, косовского албанца Беджета Паколли, поскольку тот почувствовал опасность.
И за всем этим стоят все те же знакомые лица. В первую очередь Березовский. Вот сейчас и Бордюжа начал говорить голосом Березовского.
Состояние ошарашенности сменилось чувством некой усталости, безразличия - да пошли вы все! - но с этим состоянием надо было бороться. Надо было брать себя в руки. Хорошо я жену успел предупредить о надвигающейся беде.
- Все ясно, - сказал я. - И что дальше?
А ведь пленка сделана здорово. И здорово смонтирована. И голос на видеоряд наложен такой, что очень точно повторяет мои интонации. Прижимают меня, здорово прижимают... Буквально коленом к стенке. Завтра, послезавтра, послепослезавтра, - совсем немного пройдет времени, - и эти кремлевские "пуритане" запустят машину. И доказать, что ты не верблюд, будет невозможно.
Но что нужно сделать верблюду, чтобы не проскочить в ушко иголки? Завязать на конце хвоста узел. Вот такой узел придется завязывать и мне.
- Вы понимаете, Юрий Ильич, - нерешительно начал Бордюжа, - в этой ситуации... вы в таком виде... Вам надо подать заявление и уйти.
О таких методах воздействия, о шантаже на таком уровне я раньше читал только в книжках, но чтобы самому сталкиваться - не сталкивался никогда.
- Николай Николаевич, а для чего вы все это устраиваете?
В голове возникла боль, в виски, в затылок натекло что-то тяжелое, горячее.
- Я даже не знаю, как себя вести, Юрий Ильич, - сказал Бордюжа, какие слова подобрать для этого момента, но я хорошо знаком с настроением президента... И я повторяю, что в этой ситуации вам лучше уйти.
Конечно, я без работы не останусь, свет клином на прокуратуре не сошелся, в конце концов, я - профессор, доктор наук, не пропаду, - но если уж судьба отвела мне возможность сыграть два тайма, весь матч целиком, то оба тайма и надо играть, а потом еще и вышибать дополнительное время. И я эти таймы сыграю, чего бы это мне ни стоило.
- Заявление пишите на имя Строева Егора Семеновича, - подсказал Бордюжа, - в Совет Федерации.
- Это я знаю, - сказал я.
Действовал я почти автоматически. Придвинул к себе протянутый Бордюжей лист бумаги, достал из кармана ручку.
- Какую причину отставки указывать?
Мне показалось, что в глазах Бордюжи мелькнуло что-то сочувственное. Конечно, существует одна неписаная истина: если начальство отказывается с тобою работать, надо уходить, иначе работа превратится Бог весть во что, пойдут сплошные черные дни... А с другой стороны - с чего уходить-то? Только из-за того, что этого захотела правая нога Бориса Николаевича, даже не самого БН, а его дочери Татьяны, - только из-за этого? Мне сделалось обидно. Показалось, это не со мною происходит, а с кем-то другим, я же все это вижу со стороны - вижу и очень сочувствую человеку, который находится на моем месте. А чтобы я не брыкался - вон какую гнусную пленку состряпали.
В принципе до меня доходили слухи, что на руководящие должности, особенно в силовые структуры, - сейчас берут только людей, на которых есть компромат, чистых же не берут совсем... Чтобы силовики эти потом не поднимали головы. Слухи об этом у меня всегда вызывали неверящую улыбку: не может этого быть! Оказывается, может. Тем более такую пленку можно слепить на кого угодно.
- Думаю, по состоянию здоровья, - сказал Бордюжа.