Вариант Пата

Атран погасил факел и бесшумно исчез, растворившись в ночи. И в нахлынувшей темноте, казалось, звонче заверещали цикады. Сенатор медленно прошествовал между колоннами и вошёл в дом. В большом зале сонная рабыня зажигала светильники.

- Постелишь мне на террасе, - сказал Крон. - И позови сюда писца.

Рабыня вздрогнула от его голоса, быстро повернулась к сенатору и согнулась в поклоне. Крон прошёл через зал и отдёрнул завесь в спальню.

- Пусть ждёт меня в зале, - бросил он через плечо.

В спальне было темно и душно - в застоявшемся воздухе висел тяжёлый запах коринского бальзама.

"Опять не проветривали", - поморщился сенатор. Он хотел вернуться, сделать выговор рабыне, но передумал, услышав, как за завесью прошлёпали её босые ноги - она спешила в людскую будить писца.

Что-то неуловимо изменилось в сенаторе. Легко и бесшумно он скользнул к стене, упёрся в неё руками. Несколько мгновений стоял так, словно в раздумье, и вдруг между его широко расставленными ладонями образовалась чёрная ниша. Привычным движением Крон просунул в нишу руку, там что-то щёлкнуло, застрекотало, зажёгся зелёный огонёк, и наружу, сворачиваясь в свиток, стал выползать лист бумаги. Когда огонёк замигал, сенатор подставил руки, и свиток, щёлкнув ровно обрезанным краем, упал на ладони. Огонёк погас, и провал в стене затянулся.

Крон потуже свернул свиток, сунул его под мышку и провёл рукой по восстановившемуся участку стены. Чуть в стороне от только что затянувшегося провала рука наткнулась на большого слизня, и сенатор брезгливо её отдёрнул. Машинально - слизень был холодным и скользким на ощупь - вытер пальцы о тогу. Впрочем, ощущение было обманчивым - от прикосновения к слизню на коже ничего не оставалось. Крон вновь надел на себя маску степенности и, не торопясь, вышел из спальни.

Писец уже ждал его. Низко согнувшись в поклоне, он стоял посреди зала, поддерживая одной рукой доску для письма, висевшую на веревке через плечо, а в другой сжимая стило и флакон чернил. Уставившись в пол, головы он не поднимал, блестя тёмной, словно полированного эстебрийского дерева, лысиной.

Не обращая на писца внимания, Крон прошёл к ещё тёплой жаровне, снял с подставки деревянные щипцы и вернулся в спальню. Сдвинув завесь, чтобы свет проникал в комнату, внимательно осмотрел все стены и только затем снял слизня. Стряхнув его со щипцов на тлеющие в очаге угли, Крон так же внимательно обследовал зал. Здесь он нашёл ещё двух слизней: одного - на стене над ложем, другого - на статуе богини Горели, покровительнице домашнего очага. Слизни запузырились на углях и, вспыхнув неярким бездымным пламенем, сгорели. Пепла после них не осталось, а в воздухе запахло чем-то похожим на озон.

"Странные создания, - подумал Крон, глядя на угли. - Живут, как мокрицы, только в домах, чем питаются - неизвестно. Ни вреда, ни пользы одно отвращение... Завтра нужно сделать выговор управителю: спальню не проветривают, слизней не собирают..."

Он положил щипцы на место, прошёл к ложу и сел. И только затем поднял глаза на писца, всё ещё стоящего в согбенной позе.

Самым поразительным у писца была лысина - блестящая, абсолютно голая и бугристая. Словно пустыня, поражённая атомной катастрофой. Сам же писец выглядел неприметным, маленьким, тщедушным старичком, вечно сгорбленным, суетящимся и прячущим глаза. Ветхая, обтрёпанная, в прорехах и заплатах туника, забрызганная чернилами, ещё больше подчёркивала его никчемность. Но всё это создавало обманчивое впечатление. Писец не напрасно прятал глаза, холодные и злые. Ум у него был расчётливый и жестокий. Скользкий, изворотливый человечек, способный продать и трижды перепродать кого угодно и кому угодно. Даже самого себя.

- Ты что, ждёшь особого приглашения? - недовольно процедил Крон.

Писец встрепенулся.

- Сейчас, мой господин.

Крон неторопливо возлёг на ложе и, подмостив под локоть подушку, стал индифферентно наблюдать, как писец суетливо усаживается на корточки, укладывает на колени доску для письма и заправляет губку стила чернилами.

- Ты готов записывать? - брезгливо спросил Крон. В этом доме задерживать кого-либо имел право только он.

- Да, мой господин, - угодливо закивал писец и брызнул на сенатора быстрым, как укол, взглядом колючих глазок.

Крон развернул свиток. Он давно подумывал выгнать писца, удерживало только одно: он не знал, кто тогда из челяди станет доносчиком. Жить с известным фискалом гораздо легче, чем подозревать всех подряд.

Крон быстро пробежал глазами общие распоряжения и рекомендации Комитета по Проекту и, наконец, подошёл к информационному бюллетеню, касавшемуся событий в империи.

"Провинция Асилон.

В результате дворцового переворота убит царь Асилона Асибран III. Трон захватил первый изъявитель воли государя Пинтекрахт Аду, помазанный на царствование Асикрахтом II. По восшествии на престол он принёс присягу верности и покорности посаднику Пата в Асилоне Лекотию Брану.

Обращаем внимание коммуникаторов, внедрённых в Асилоне, на тот факт, что этот переворот является уже седьмым за последние три года".