Вижу,
вижу ясно, до деталей.
Воздух в воздух,
будто камень в камень,
недоступная для тленов и крошений,
рассиявшись,
высится веками
мастерская человечьих воскрешений.
–
Запах фимиама щипал ноздри. Хотелось чихнуть, но не было сил.
–
Вокруг собрались мои дети, внуки и домашние. Их лица были мрачны, руки опущены. Все молчали, внимая священнику. Дым фимиама плыл надо мною, позвякивали цепи и бубенцы на кадиле, тусклый свет от свечей, подрагивавших от сквозняка, то и дело менял очертания лиц собравшихся, делая их то благоговейно-скорбными, то неожиданно-угрюмыми, то по-шутовски забавными. Я смотрел прямо перед собой, и лица родных и стоявших позади них слуг становились размытыми, превращаясь в неясные светлые пятна.
–
Страшно.
Силуэты вокруг слились в единую неподвижную массу, и лишь один из них, стоявший у меня в ногах и мерно покачивавший рукою с кадилом, от которого на меня наползала темная дымная туча, оставался различимым. Образ онемевшего священника у моей кровати, издававшего тусклые бряцающие позвякивания сквозь окутавшую меня холодную вату, стал последним, что запечатлели мои глаза.
Я умер.
Щелчок. Свет. Где я?
Не чувствую тела. Ничего не вижу… только свет. Свет! Царствие Господне!
– Боже! Господь мой! Слава тебе, господи! – воскликнул я.
– Спокойно, граф. Не волнуйся так… – раздался голос. Я не видел,
– Прости меня, Вестник Господень, – кротко произнёс я тогда, – прости, что не могу поклониться тебе… ибо не чувствую ни рук, ни ног, и даже узреть тебя я, грешный Исидор, недостоин…
– Стоп, стоп! – прервал меня голос. – Так ты не видишь ничего?
– Нет, господин…
– Щас… Тут надо код сменить… – Голос произнёс ещё несколько слов, смысла которых я не смог уразуметь (говорит на языке ангельском, решил я), после чего всё вокруг меня вмиг преобразилось…
Я оказался как бы стоящим на высокой горе под голубым небосводом, а рядом был юноша в белых одеждах, прекрасный станом, и лик его был светел, и волосы его золотыми кудрями спадали на плечи. Говорю: «как бы стоящим» потому, что не чувствовал ни рук, ни ног, и даже не был уверен, что они у меня были. Всё моё внимание было захвачено зрением прекрасного юноши.
– Ну, как? Так нормально видно? – спросил он меня.
– Вижу тебя, господин, – отвечал я. – Позволь спросить, кто ты? Михаил или Гавриил?
– Я Илья, – ответил юноша.
– Пророк?.. – возникшая мгновение назад мысль, словно сама собой облеклась в вопрос.
– Нет, – покачал он головой, – оператор программы воскрешения…
Так началась моя новая жизнь.
То, что сообщил мне тогда оператор Илья, повергло меня сначала в недоумение, потом в отчаянье и страх. Оказалось, что с момента моей смерти минуло четырнадцать веков, и всё это время
Мы долго говорили с Ильей, бродя по поросшим короткой сочной зелёной травой холмам. Он терпеливо объяснял мне всё то, что мог бы напрямую, в один миг поместить в мой разум. Но тогда я наверняка сошёл бы с ума (такое раньше уже случалось с другими воскрешенными).