Варианты будущего

– Маша! – послышался из-за полога строгий женский голос. – Ты почему раздетая в тамбур вышла?

– Ну, ма-а-ам!.. – отозвалась девочка, не отлипая от папиной шеи.

Антон чуть отстранил дочку, со строгим видом осмотрев, в чём та одета. Два мальчиковых свитера – один с рукавами, другой, поверх него, без – и мешковатые штаны, тоже не девчачьи, на ногах – дутые нейлоновые сапожки. Осмотр удовлетворил его, и он сменил строгий взгляд на более мягкий. В тамбуре мороза не было; температура держалась около семи градусов Цельсия: не простынет.

– Всё хорошо, Насть! – громко сказал Антон. – Она не замерзнет. – И, чмокнув дочку в курносый веснушчатый носик, добавил, уже обращаясь к ней: – Ну, давай, иди внутрь, чтобы мама не ругалась…

Девочка быстро кивнула и юркнула за полог.

В тамбур вышли трое: Пётр Николаевич, которого все звали просто Николаичем – заросший щетиной тощий немолодой мужик в очках и растянутом свитере с оленями и с обрезом в самодельном чехле на ремне у пояса; Марина – невысокая крепкая женщина на вид лет пятидесяти (возраст свой она скрывала) в мешковатом шерстяном платье; и Степан – короткостриженый парень семнадцати лет с не по возрасту глубоким взглядом и седыми висками – старший брат Ивана.

– Недурно поохотились! – поздоровавшись, заметил Николаич, кивая на сваленную на пол добычу.

– Да, Николаич, в этот раз неплохо, – согласился Илья.

– За косым, небось, побегать пришлось… – поинтересовалась Марина.

– Не, – ответил ей Антон, – больной он какой-то, медленный был…

Седой парень подошёл к зайцу, наклонился и взял тушку, повертел в руках.

– Его раньше уже кто-то прихватил за ногу… Вот, смотрите… – он показал заживший рубец на шкуре русака. – Собака, или шакал… Но он тогда, похоже, отбился, хоть и остался инвалидом.

– Ну, спасибо тебе, Стёп… – ответил ему Антон, – теперь я себя виноватить буду.

– А чего виноватить? – не смешно усмехнулся седой парень. – Времена сейчас такие… Да и ты же его быстро подстрелил, а собаки или волки живьем бы драли… Так что, вариант с тобой ему даже лучше. А хромой он всё равно первым из своих сородичей попался бы… О, котэ!

– Ага, – усмехнулся Антон. – Хитрожопые… Крались за нами целой кодлой по деревьям, ловили момент, чтобы на шею прыгнуть…

– Что, – поддержала тему котиков Марина, – котэ уже не те?

– Так все уже не те, – философски заметил Илья. – Этот вон… – он кивнул на труп собаки, – «друг человека»… а попадись этому «другу» один и без оружия…

– Ну! И чего вы тут застряли? – выглянула из-за полога Татьяна – подруга, или правильнее сказать, супруга Ильи, молодая женщина тридцати двух лет с ожогом вполовину безупречно красивого лица.

– Сейчас, Танюша, – улыбнулся ей Илья. – Надо же остыть немного от холода.

– Идите уже давайте, – объявила Марина, подмигнув Татьяне, – мы с Николаичем дальше сами разберемся… Через полчаса ужин! И ты, Ваня, тоже иди, погрейся! – добавила она, обращаясь к мальчишке. – Небось замерз тут как цуцик. На кухне чаю попей.

– Ну, наконец! – Татьяна, встав на цыпочки, прижалась гладкой щекой к ещё холодному лицу Ильи, когда они вошли в Убежище.

Главный зал котельной в дальнем конце был в два уровня застроен деревянными комнатушками – три на первом этаже и три на втором. В широком проходе вдоль правой стены расположились кухня и столовая с длинным обеденным столом. Бóльшую часть пространства зала слева занимали три котлоагрегата, из которых один использовался для обогрева Убежища. Остальные два, полностью исправные, были накрыты плоским дощатым прямоугольником и окружены подобием строительных лесов – это Николаич благоустраивал их маленький тёплый мирок. Николаич, работавший до войны оператором не этой, а другой, более крупной котельной в Краснодаре, был в Убежище главным и единственным завхозом, организатором всех работ, строителем и слесарем, следил за оборудованием котельной – в общем, был душой Убежища. Это он, Николаич, придумал заложить все окна изнутри кирпичной кладкой, оставив для маскировки снаружи оконные рамы и застроить часть зала жилыми комнатами, подняв первый ярус на два метра выше уровня холодного пола, а второй соорудив под самым потолком.

– Я изволновалась, Илюша… Три дня вас не было…

– Так надо, милая, – Илья крепко обнял любимую женщину.

– Я боюсь, – тихо сказала Татьяна, – что однажды ты не вернешься…

Они встретились через девять дней после бомбардировки, когда холодная противоестественная ночь уже окутала мир.

Илья брел тогда бесцельно вдоль федеральной трассы М-4 прочь от города, в котором погибли его родители и младшая сестра. Впереди шла небольшая группа беженцев, к которой Илья не спешил присоединяться. Он отстал примерно на километр от группы, ориентируясь на свет фонарей и костров на привалах.

Избегая людей, Илья держался зарослей вдоль трассы и кюветов, не разводил огня и старался не шуметь, когда слышал поблизости голоса.

На вторые сутки, когда группа впереди остановилась на ночлег возле какого-то посёлка, со стороны лагеря беженцев раздался выстрел, потом ещё и ещё… Послышались крики. Тогда-то Илья и решился подойти ближе.