– Ты не бойся, Костя, – сказала Кити весело, подходя къ нему. – Теперь…
И опять таже жалоба, безпомощность, радость, торжество и нѣжность.
Но она не кончила и схватилась за него. Лизавета Петровна подбѣжала къ ней.
– Поѣзжайте, да опіуму возьмите.
Левинъ опять побѣжалъ внизъ и поѣхалъ къ доктору.
* № 182 (рук. № 99).
Дѣла Степана Аркадьича шли все хуже и хуже. Дѣла его были въ такомъ положеніи, что всякій не только благоразумный, предусмотрительный человѣкъ, но человѣкъ просто не лишенный разсудка пришелъ бы въ отчаяніе, но Степанъ Аркадьичъ нетолько не приходилъ въ отчаяніе, но забота о будущемъ не портила ни одной изъ минутъ удовольствій, изъ ряда которыхъ составлялась его жизнь. Онъ долгимъ опытомъ уже узналъ теперь всѣ тѣ обстоятельства, которыя были связаны съ заботами, и старательно и всегда добродушно отворачивался отъ нихъ. Деньги за лѣсъ были почти всѣ прожиты. Онъ за вычетомъ 10% забралъ у купца почти все впередъ, и на остальное Дарья Александровна, узнавъ про это, наложила свое запрещеніе. Въ первый разъ Дарья Александровна прямо заявила свои права на свое состояніе и также, какъ отказалась подписать купцу въ полученіи денегъ за послѣднюю ⅓ лѣса, также и ничтожный доходъ съ Покровскаго требовала прямо себѣ и, кромѣ того, заявляла свои права на часть жалованья. На все это Степанъ Аркадьичъ соглашался отъ всей души и отдавалъ все, что могъ. Но кромѣ жены, денегъ требовали отъ него и должники, и Захаръ иногда принималъ сторону должниковъ и отбиралъ послѣднія деньги, такъ что случалось, что Степану Аркадьичу иногда нечѣмъ было заплатить за мѣсто въ театрѣ, за обѣдъ и бутылку шампанскаго, если онъ не обѣдалъ у знакомыхъ содержателей. Это было непріятно, и это не должно было такъ продолжаться. У князя Бариманскаго было уже 1½ милліона долга, у Красавцева 300 тысячъ, у Жевахова полмилліона, у того самаго, который прожилъ 5 милліоновъ и сдѣлалъ 1 долгу; было же мѣсто министра съ 20 тысячами оклада, и онъ жилъ же. И Степанъ Аркадьичъ считалъ своей обязанностью устроить свои дѣла такъ, чтобы жить.
* № 183 (рук. № 99).
… – Она отъ всего отказалась, но дѣйствительность, время показали, что ея положеніе мучительно и невозможно. Не то чтобъ онъ измѣнился къ ней…
– Нельзя ли безъ излишнихъ подробностей, – сказалъ нахмурившись Алексѣй Александровичъ.
– Положеніе невозможно по тому, какъ глядитъ на это свѣтъ, – говорилъ Степанъ Аркадьичъ, задѣтый за живое вопросомъ о сестрѣ, и самъ не ожидая того, находя слова и выраженія и, главное, сердечное убѣжденіе – Дѣло въ томъ, что ея положеніе мучительно тяжело. Она заслужила его, ты скажешь. Она знаетъ это и не проситъ тебя. Она прямо говоритъ, что она ничего не смѣетъ просить. Но я прошу, умоляю, мы всѣ, родные, всѣ, любящіе ее. А ее любятъ и любили многіе, потому что ее нельзя не любить. Дѣло теперь такъ. Ея положеніе мучительно, и оно можетъ быть облегчено тобой, и ты ничего не потеряешь. Но я рекапитюлирую.[1717]
Она просила тебя по нашей просьбѣ 6 мѣсяцевъ тому назадъ. Ты отвѣчалъ ей, обѣщая. Она переѣхала въ Москву, ожидая рѣшенія своей судьбы. До этаго она жила въ деревнѣ. И она безъ этаго бы не переѣхала въ Москву, гдѣ ей каждый шагъ, каждая встрѣча ножъ въ сердцѣ.– Я обѣщалъ и готовъ сдержать.
– Да, но тутъ явился вопросъ о сынѣ, котораго она страстно любитъ.
– Вопросъ о сынѣ есть вопросъ не моей личной жизни, какъ разводъ, но вопросъ долга. Я не могу отдать его.
– Ну хорошо, она просила сына, ты не соглашаешься. Но этимъ самымъ вопросъ о разводѣ не рѣшенъ отрицательно.
– Но она повторила черезъ тебя желаніе имѣть сына. Я не считаю нужнымъ отвѣчать, такъ какъ отвѣтъ былъ бы повтореніе перваго.
– Да, но почему же ты отказалъ и въ разводѣ? Надо бы подумать о ней.
– Я не отказалъ, но по нѣкоторымъ причинамъ и указаніямъ, – и произнося слова: «некоторымъ причинамъ и указаніямъ», взглядъ Алексѣя Александровича, принявъ задумчивое, таинственное выраженіе, остановился на двери, – я просилъ дать мнѣ время вновь обдумать это рѣшеніе.
– Да, но, Алексѣй Александровичъ, ты добрый человѣкъ. Войди на мгновенье въ ея положеніе. Вопросъ развода для нея въ ея положеніи – вопросъ жизни и смерти. Обольстивъ ее ожиданіями, приведя ее въ то состояніе нетерпѣнія, что вотъ вотъ рѣшится, ты мучаешь ее такъ 3 мѣсяца. Вѣдь это все равно, что приговореннаго къ смерти держать мѣсяцы съ петлей на шеѣ, обѣщая, можетъ быть, смерть, можетъ быть, помилованіе.
– Вы видите одну свою сторону дѣла, – спокойно сказалъ Алексѣй Александровичъ. – Можетъ быть, это тяжело, можетъ быть, я виноватъ, что я обѣщалъ то, чего не имѣлъ права дать.
– Какъ, ты отказываешь? Нѣтъ, Алексѣй Александровичъ, ты пожалѣй ее. Я не хочу вѣрить этому. Алексѣй Александровичъ, подумай. Для нея это вопросъ жизни и смерти. Искренно говорю тебѣ, что она въ такомъ положеніи, что я всего боюсь за нее.