Варианты Морозова. Стеклянная стена

— О, да вы еще и демагог, — сказал Зимин. — У вас виноваты все, только не вы сами, так получается? Добытчики виноваты в том, что им уголь надо рубить, я — в том, что хочу наконец увидеть четкую работу транспорта… Вот ведь какая картина наблюдается, дорогой товарищ и неоднократный коллега, — Зимин подался вперед, и его широкий рот насмешливо растянулся. — Объективные причины всегда сыщутся, чтобы оправдать нас в глазах нашей… жены! А здесь нету никаких объективных причин, просто мы бездарно работаем. И вы, Валентин Валентинович, героически преуспеваете в этом.

«Остановись, — сказал себе Зимин. — Пока достаточно. Хоть он изображает невозмутимость, все равно накачка его подстегнет. На некоторое время он будет заряжен».

И начальник шахты был готов замолчать, но у него в голове разжимались приготовленные угрозы и какая-то сила, превышающая силу его сознания. Понимая, что он совершает бестактность или даже ошибку, Зимин произнес:

— Думаете, ради вашего транспорта нам простят срыв плана? Последний раз говорю: наведите порядок! Иначе нам незачем держать такого начальника ВШТ!

Конечно, он допустил промах. Не надо было грозить во второй раз, ведь уже достаточно было и официально объявленного предупреждения, а теперь получалось, что Зимин… Что получилось, он не успел додумать. Как раз в эту минуту Богдановский сказал:

— Хорошо, я подам заявление.

«Да, надо было вовремя остановиться», — мелькнуло у Зимина.

Наступила тишина. Он полез в карман за сигаретами, но, вспомнив, что три дня назад бросил курить, достал из ящика жестянку с леденцами и сунул в рот несколько леденцов.

На него смотрели настороженно. Греков по-прежнему крутил брелок. «Тебя бы на мое место! — подумал Зимин. — Я бы на тебя поглядел!»

Вот уже почти десять лет он руководил этой шахтенной; принял ее тридцатилетним удачливым начальником передового участка, уже награжденным орденом и имевшим реальные виды на счастливую карьеру.

Но карьера не получилась. Сейчас сорокалетний Зимин ничем не напоминал прежнего честолюбивого Зимина. Он упустил свои шансы. За десять лет они незаметно улетучились вместе с недоданными к плану тоннами угля, с выговорами и просто сами по себе, так как он из разряда очень перспективных руководителей сперва стал талантливым, но невезучим, потом только невезучим и в конце концов обычным начальником неблагополучной шахты, которую так и не смог поднять до мало-мальски порядочной. Конечно, ему не повезло. О нем говорили, что ему не следовало оставлять прежнюю должность, что он на новой «не потянул».

Услышав слова Богдановского о заявлении, Зимин сразу же хотел предупредить, что начальник ВШТ будет уволен, получив строгий выговор по партийной линии за развал работы участка. Это была бы уже третья угроза. Он не видел, кем можно заменить Богдановского. Он любил постоянство и опасался каждого нового человека, наперед считая, что новые люди по незнанию идут на большие перестройки, но со временем неизменно возвращаются к старому. И получается, что суеты много, а результата не видать. Лучше всего было иметь дело с проверенными кадрами, от которых не ждешь сюрпризов.

С Богдановским и другими старыми сослуживцами у Зимина сложились почти семейные отношения со своей сложной психологией и обычаями, где у каждого были свои права. Богдановский действовал так, как и положено было действовать по его обычаю, дававшему ему право защищаться от несдержанности Зимина. У молодых такого права не было, и если бы вздумалось кому-нибудь из них позволить себе дерзость, то Зимин бы с ними не церемонился.

Богдановский был по-своему прав. Действительно, электровозы, рельсовые пути, стрелки — все путейское хозяйство скрипело и залатывалось на ходу и, казалось, не выдержит нагрузки. Уголь шел к поверхности тяжелой авральной дорогой. Но Богдановский требовал времени для ремонта и знал, бестия, что этого времени не получить, но при этом же знал, что у него всегда будет способ оправдаться. И все же он не упускал возможности при случае заявить, что никому другому не дано справиться в таких исключительных обстоятельствах. Он был прав с точки зрения начальника внутришахтного транспорта. Но это была неполная правота. Выходило, что ему мешают добычные участки, которые он должен был обслуживать.

Глядя на толстое здоровое лицо Богдановского, Зимин одобрительно улыбнулся и произнес:

— Я всегда считал, что Валентин Валентинович прав, когда думает о себе как о главном человеке на шахте. А мы по инерции твердим — добычники, добычники!

Греков усмехнулся, поднял глаза. Зимин прочитал в них скуку.

— Конечно, вы чаще от меня слышите «Греков, Бессмертенко, Аверьянцев», — Зимин остановился, посмотрел на Тимохина. — «Тимохин»…

Он сказал все это без тени иронии, с настойчивым уважением в голосе, стараясь, чтобы здесь поняли его буквально. Пусть Богдановский походит в главных героях, зато всем скоро станет ясно, что его правота при всей ее убедительности больше всего походит на благопристойный вариант вранья.