Варианты Морозова. Стеклянная стена

Когда-то было что-то подобное. Белый домик с красной суриковой надписью покачивался полузатопленный в бухте под скалой. Ночью штормило. Надо было устоять на вращающемся круге, приведенном в движение их молодой волей, устоять перед последним испытанием, которое казалось тогда самым значительным, и, уйдя в глубину моря, выйти на землю победителями. Утром сделалось ясно и тихо. От берега до горизонта в спокойной замутненной воде сияли солнечные блики.

Тогда их тоже было четверо — Павлович, Ипполитов, Бут и Морозов, и тогда, кажется, тоже спорили, кому идти первым. Ипполитов не смог из-за больного сердца, Бут был нужен наверху, и остались Павлович и Морозов, которым было суждено начинать.

Теперь что-то повторялось: они снова были вчетвером перед новой задачей.

Но теперь каждый из них спрашивал себя: «Неужели мы едем последний раз?» — и, находясь в состоянии предначального возбуждения, не решался ответить себе.

Павлович перешел к противоположному борту, где крепилась лестница-стремянка. Его лицо из оживленного сделалось тупым и жестоким.

Морозов снова посмотрел вниз, еще не веря, что ему действительно придется туда спуститься. Он знал, что спустится. Но то, что всегда было в нем сковано сознанием, уже вырвалось из-под контроля. Константин не раз бывал под водой, погружался и в ночное тревожное море, и сейчас он вспомнил те погружения. Ему показалось, что он овладел собой. «Ты же не трус, — еще сказал он себе. — Там ничего не может случиться». Тем не менее Морозов чувствовал, что он-то и есть трус.

Павлович разделся и, рыча от холода, втискивал свое мускулистое волосатое тело в гидрокостюм. Ипполитов помогал ему. Бут прислонил к стене баллоны и, открыв вентиль, проверял подачу воздуха.

Морозов скинул куртку. Под ней была белая нательная рубаха, выданная вместе со всей спецодеждой. Он расстегнул ее, потом скинул сапоги и разделся совсем.

Павлович натягивал на голову маску. Ипполитов и Бут подняли акваланг и держали наготове.

— Костя! — подмигнул Павлович сквозь стекло маски. Он ловко и быстро накинул на плечи ремни акваланга, сунул в рот загубник и попробовал дышать. Потом перекинулся через борт и по лестнице с горящим светильником исчез под водой. За ним потянулся страховочный тросик.

Прошло довольно много времени — может быть, минута. Все молчали.

— Надо страховать, — сказал Морозов. Он надел маску и прыгнул в воду.

Было очень холодно. Константин держался руками за железную ребристую перекладину лестницы и смотрел на всплывающие белые пузырьки.

Из бадьи на него светили пять желтоватых лучей.

— Костя, может, ему пора? — спросил Ипполитов.

Прошла еще минута. Вытягивались и лопались гроздья белых пузырьков. «Лучше самому быть там», — подумал Морозов.

Впервые он так ясно ощущал тот конечный рубеж, за которым уже ничего не может быть, ни холода, ни страха, ни этих размытых бликов на плещущейся воде.

Павлович вынырнул, схватился за руки Морозова, дотянулся до лестницы, сорвал маску и загубник и жадно задышал открытым мокрым ртом. Его глаза не мигая глядели в ржавый борт бадьи. Загубник с шипением травил воздух. Павлович отдышался и полез вверх, сгорбившись под тяжестью баллонов. На Морозова обрушились струи воды, он отплевывался, тряс головой и тер глаза.

Все кинулись стаскивать с Павловича скользкий черный костюм. Медсестра дала Морозову простыню, и он стал вытираться.

— Ну что там? — спросил Ипполитов.

— Что там?! — бросил Павлович и повернулся к проходчикам. — Ничего у нас не выйдет. Будем подниматься!

Это были его первые слова. Он не походил на себя; он требовательно глядел на проходчиков, которых прежде не замечал, которые прежде не были ему нужны, но теперь он как будто чего-то от них ждал.

«Слава богу, что все кончается, — подумал Морозов. — Было бы смешно задохнуться в этой помойке».

Он наклонился и закрыл вентиль акваланга, все еще, выпускавший сжатый воздух. Ипполитов и Бут посмотрели на него.

— Значит, не вышло, — вздохнул низкорослый проходчик с белым рубцом шрама на верхней губе. — Ну что, подъем? — и тоже посмотрел на Морозова.

— Подъем, — кивнул ему Павлович. — Давай сигнал!

— Что ж, надо подниматься, — хмуро согласился Константин и спросил Павловича: — А ты скважину хоть видел? Какая она?

— Что?

— Скважину.

— Там нулевая видимость, — усмехнулся Павлович, — ничего не разберешь. Столько железа наворочено… у меня баллон зацепился за какую-то железку… и все. Больше и сказать нечего.

— Ладно, нечего так нечего, — согласился Морозов. — Лучше бы нам здесь совсем не показываться. Поднимаемся, что ли?! — И стал расстегивать куртку. — Ипполит, что молчишь? Поднимаемся? — Он скинул куртку. — Бут? Поднимаемся! — И стащил сапоги.

Павлович подошел к нему, схватил за плечи и тряхнул:

— Я был там! Мы взялись не за свое дело.

— Иди ты… — сказал Морозов. — Я знаю, что я делаю.

Ипполитов помог надеть гидрокостюм, и Константин, перевалившись через борт, не оглядываясь, ушел в воду.