Варианты Морозова

Путь к руководству был свободен и загадочно прост. Зимин толкнул мягкую дверь.

Рымкевич стоял спиной к дверям на пороге примыкающей к кабинету небольшой комнаты отдыха, где только что он выпил полстакана ледяного «боржоми» и умылся.

Яйцевидная лысая розовая голова Рымкевича освещалась солнцем. Похоже было, что старик кейфовал.

Зимин окликнул его. Рымкевич вздрогнул всем телом.

— Фу, черт, — через силу улыбнулся он. — Напугал…

— Что? — спросил Зимин.

— Что-что! — передразнил Рымкевич. — Я бы на твоем месте не лез людям на глаза, а сидел бы в шахте.

— Я… — начал Зимин.

— В шахте! — высоким негрозным фальцетом крикнул Рымкевич. — В твоей отстающей позорной шахте! С утра по кабинетам ходят только безупречные деятели. Ты не из таковских.

Он насупился, сел за стол и, отделенный от посетителя этим мощным сооружением, проворчал:

— Ходит и народ пугает.

«Шутит?» — подумал Зимин, криво улыбнулся:

— Вы меня сегодня уже критиковали. Мы принимаем меры. Хочу доложить конкретно.

— Не надо. Доложишь, когда сделаешь план.

Зимин сделал шаг к стулу, но Рымкевич не приглашал сесть.

— Хочу посоветоваться, — сказал Зимин. — Выдвигаем молодежь на решающие участки производства. Вместо Бессмертенко. Помните, у него второй инфаркт?

— Помню, — неуверенно ответил Рымкевич. Наверное, не помнил.

— Есть у меня парень. Заместитель начальника добычного участка, Тимохин Виктор Федорович. Член партии. Анкета в порядке.

— Сколько ему?

— Тридцать два. Золотые годы.

— Дай-ка анкету.

Зимин распахнул корешки папки, наскоро пробежал глазами и подал Рымкевичу.

— Вот, Валентин Алексеевич…

Рымкевич взглянул на фотографию Тимохина, пришпиленную к краю бумажного листа канцелярской скрепкой.

— Лысый, — недовольно сказал он. — Это не золотые годы.

Зимин промолчал, ждал более серьезных замечаний.

— Потянет? — спросил Рымкевич.

— Уже тянет. Два месяца и. о. Проникся и справляется.

— А как Халдеев? — вспомнил Рымкевич. — Тоже проникся?

— У него, как вам сказать… период сложностей.

— Не сочиняй. Он толковый специалист. Недаром к тебе послали, пусть укрепляет. Будешь его шпынять — накажем.

— Нет, Валентин Алексеевич! — поправился Зимин. — У Халдеева в том смысле сложности, что он всю проблему хочет охватить. Глубокий человек. А на это ведь время требуется.

— Ага, ну конечно, — кивнул Рымкевич. — А то я подумал… Ты чего стоишь? Садись.

Зимин присел на край стула, подался грудью вперед к столу.

— Значит, Тимохин, говоришь? — произнес хозяин задумчиво. — В принципе не возражаю… Не возражаю… Скажи вот что. Кто у тебя в резерве на выдвижение? Может, кто-то… — Рымкевич постучал указательным пальцем по фотографии. — Скучная физиономия. Хочется на твоей позорно отстающей шахте видеть… орла! Понимаешь?

— Тимохин — это надежный работник, — сказал Зимин.

— Ну допустим, Тимохин. А кто еще?

Зимин стал перебирать в уме, кого бы подсунуть старику, чтобы тот наверняка зарубил.

— Морозов, пожалуй, двадцать девять лет. Помначальника.

— Анкета у тебя?

— Нету, Валентин Алексеевич, — вздохнул Зимин. — Честно говоря, из него когда-нибудь выйдет сильный руководитель, но сперва надо обмять. Мальчишества много.

— Морозов… Морозов, — вспоминал Рымкевич. — Как зовут?

— Константин.

— А отчество?

— Петрович.

— Сын Петра Григорьевича Морозова? — с непонятным напряжением произнес старик.

Зимин не знал, чей сын Морозов, на всякий случай кивнул. Из вопроса он понял только то, что у Морозова есть в тресте своя рука. Он обозлился. Зимин презирал протекции. Ему приходилось часто пользоваться знакомствами и связями, и он всегда прибегал к ним, стараясь сам себя убедить, что без них не проживешь. У него в молодости не было никаких рук, связей и блатов. Он шел самостоятельно.

Рымкевич не глядел на него.

— Так я и знал! — воскликнул старик негромко. — Настигнут… Рано или поздно настигнут… Он мне ничего не передавал? — Рымкевич колюче взглянул на посетителя.

Зимин пожал плечами и подумал: «Из ума выживает. Кто ему Морозов?»

Рымкевич поднял руки к вискам, сжал голову. Внешние углы глаз поднялись. Лицо стало татарским, страшным. Тотчас Рымкевич опустил руки.

— Ставь Морозова, — решил он. Поглядел тяжело, ждал сопротивления.

— Можно Морозова, Валентин Алексеевич, — покорно произнес Зимин. И подпустил горькой иронии: — Желание начальства — закон для подчиненного.

— Не блажи! — приказал Рымкевич.

— Я за производство болею! — с сердцем бросил Зимин. — Вы еще свою секретаршу туда поставьте.

Это была дерзость. Но Зимин не испугался: Рымкевич не доверял его выбору, и тут нельзя было уступать.

— Не блажи! — повторил Рымкевич. — Ставь Морозова.

— Я-то поставлю…

— Вот ставь! Привози представление… Мальчишества в тебе много, Сергей Максимович. Дергаешься по пустякам. — Рымкевич захлопнул папку. — Договорились?