Вариации для темной струны

Отец, прищурив глаза, медленно шел по квартире, ни на Руженку, ни на меня не обращал внимания, будто мы были мухи, не обращал он внимания и на мать, которая, кажется, шла между тетями, двоюродными сестрами и остальными где-то сзади, происходило что-то загадочное — он нас презирал, и я не понимал почему. Наверное, он нас презирает, думал я, чтобы испугать.

— Испугать, — зашептала Руженка, — господи боже, почему? И кого, собственно? Разве здесь процессия теток или господ военных? Не станет же он пугать мастеровых, раз сам их позвал. Или он хочет напугать полицейских? — Она тихонько засмеялась. — Я думаю, — продолжала она, — что они его боятся и без запугивания. Я думаю, он с ними не станет церемониться. Он что-то собирается делать, это ясно!

Она еще говорила, что ему, пожалуй, не нравится, что я здесь и все вижу. Что он предпочел бы, чтобы я бегал где-нибудь на улице. А может, ему и все равно.

Не успела она это сказать, как чуть не остолбенела от удивления. Пока электрик, слесарь и маляр отправились в ванную, мы вошли в пурпуровую комнату.

И тут началось.

Около двух портретов в тяжелых золотых рамах.

Процессия с хоругвями и транспарантами, которая, совершенно очевидно, была миражем, остановилась будто у противоположной стены, а мама будто встала под хоругви, на которых был изображен маяк со звездою.

— Сбегайте за дворником, пусть придет с инструментами и стремянкой, кончим с этим, — приказал отец Руженке, даже не посмотрев на нее, и Руженка вылетела из комнаты. Дворник был уже где-то на лестнице, потому что пришел мгновенно.

— Кончим с этим, пан Грон, — сказал отец, когда дворник вошел в комнату с инструментами и стремянкой, — надеюсь, вы не думаете, что вечно можно терпеть у себя в доме какие-то призраки и отравлять себе жизнь? Видели вы где-нибудь такой старый иконостас?

— Старый иконостас я видел в монастыре у монашек, — усмехнулся дворник, выпятив челюсть. — Храни их бог. — Отец кивнул и, показав на левый портрет, сказал:

— Снимите его. Крючки оставьте.

Процессия с хоругвями и транспарантами вздрогнула и все взоры устремились к матери, стоящей под маяком со звездой. Мать стояла как статуя и молчала. Молчала и стояла как статуя даже и тогда, когда я на нее поглядел, — она не обратила на меня внимания. Отец в этой неподвижной тишине прошел в свой кабинет, задержался там на некоторое время, а когда вернулся, в руках у него были две узкие картины.

Дворник стоял уже на стремянке и снимал левый портрет. Когда он спускал его вниз, стремянка покачнулась, но он не упал. Это был сильный человек с низким лбом, густыми бровями, могучей шеей и гигантскими мускулистыми руками, коросшими черной шерстью, — наверное, он привык снимать тяжелые картины. Первым был портрет красивого молодого мужчины с легкой улыбкой на губах и с золотой подвеской на красной ленте. Потом дворник схватил картину, которую подал отец, и поднял ее как перышко. Это была фотография президента республики на коне.

Хотя молодой мужчина с золотой подвеской на ленте был прославленным министром иностранных дел года 1810-го и стал потом вторым человеком в государстве, мать под маяком со звездой стояла как статуя и молчала, и процессия стояла, будто окаменела. Но зато в комнате мне послышался какой-то звук. Сначала я подумал, что это звучит рояль, стоящий в углу, — кто-то задел рояль, и дрогнула какая-то скрытая струна. Но как раз в этот момент возле рояля никого не было, только зеркало над ним, помнится, отражало транспаранты и хоругви — звук, должно быть, шел из соседней комнаты. Из бабушкиной комнаты, которая соприкасалась с этой выступающим углом и в которую мы должны были теперь перейти. Отец повернулся и посмотрел на картину, которая висела на стене справа. На ней улыбался монарх — старичок с розовыми щеками, фиолетовыми глазами и седыми бакенбардами. Улыбался нам детской невинной улыбкой. Он висел здесь, хотя даже наш собственный дедушка так и не удостоился места на стене.

— Иконостас — это еще не все, пан Грон, — сказал отец, — существуют вещи похуже. То и дело приходится некоторым объяснять о домовых и послушных козлятках. А станешь рассказывать глупости, давать ему постоянно маковый отвар и сделаешь его полным дурачком. Не попадал ли вам в руки когда-нибудь такой баловень?

— Попадал однажды в петле фантазер — бывший истопник из женского монастыря, спаси его душу, матерь божья! — оскалился Грон.

Отец кивнул, показал на портрет и сказал:

— Снимайте его. Не могут висеть на одной стене император и президент.

И хотя император умер двадцать один год назад, а президент всего лишь два года не был президентом, дворник снял императора…

Когда он опускал портрет вниз, стремянка покачнулась еще больше, чем в первом случае с министром, но Грон удержался и на этот раз. Был он сильным, мускулистым человеком, и теперь я заметил, что выглядел он довольно странно. На нем была какая-то красная островерхая шапка, которую носят гномы или козлоногие домовые, вроде колпака, а на теле какой-то красный наряд, похожий на трико, — таким я дворника еще никогда не видел. Он снял императора.