Посольство провели через весь огромный лагерь, мимо сотен шатров и десятков тысяч воинов. Еще раньше послы увидели несметные табуны степных лошадок, пасущиеся неподалеку. При виде этакой силы Калокир даже подумал: не натравить ли степняков на Тмутаракань? А что, неплохая идея. И конкурентов прижать, и князя тавроскифов Сфендислава (так называли Святослава в Константинополе) кровно обидеть. Причем обида будет не на Византию, а на пацинаков Куркутэ.
Калокир еще обдумывал эту мысль, когда пацинаки привели посольство к громадному шатру, не украшенному ни знаменем, ни бунчуком.
Кучку ромеев запустили внутрь… И изумленный Калокир увидел не пацинакского хана, а хорошо знакомого ему по парсунам[63]
молодого князя Сфендислава.О да, при необходимости великий князь киевский мог спать на голой земле, положив голову на седло и укрывшись попонкой. Но когда надо было произвести впечатление, он и это умел.
Шатер князя, способный вместить пару сотен человек, был выстлан отменными персидскими коврами. «Задником» служил огромный гобелен европейской работы, присланный Святославу в подарок дьюлой Такшонем. Гобелен был захвачен уграми лет сто назад, но краски его не потускнели. На гобелене храбрые рыцари Карла Великого секли на бастурму каких-то мавров. Под гобеленом разместились воеводы и ближние бояре великого князя в полном парадном вооружении.
Сын протевона херсонского Калокир удивился, увидев столько тавроскифов, вернее русов, как их теперь чаще называли. Пацинак в шатре оказался один, молодой, еще моложе Сфендислава и чертовски красивый. Золота на нем было так много, что хватило бы набить небольшой сундучок. А вот оружие и у пацинака, и у русов, тоже увешанных златом и самоцветами от сапог до шапок, было не парадное, а боевое.
В отличие от своих ближников Святослав был одет весьма скромно: в белые портки да красные сапожки. Единственное украшение – серьга в ухе. Послам представилась редкая возможность полюбоваться мускулистым торсом князя-воина и затейливыми татуировками, украшавшими его руки. Наилучшей, безусловно, было изображение оскалившегося пардуса на правом плече князя.
– Говорите, – коротко бросил Святослав.
– О великий князь киевский, хакан тмутараканский, несравненный воитель Святослав, сын Игоря! – провозгласил Калокир. – Позволишь ли вручить тебе скромные дары, присланные почтенными людьми града Херсона?
На языке русов Калокир говорил с акцентом, но, в отличие от прочих ромеев, имя Святослава и его отца выговорил чисто, не ломая их на византийский лад – «Сфендислав» и «Ингорь».
Князь кивнул, и ромеи выложили на ковер кучку богато инкрустированного, но бесполезного в деле оружия.
Дары и впрямь были скромными. Великий князь нахмурил брови. По знаку Святослава один из ближников небрежно сгреб эту кучку к стенке шатра.
Посланцы-ромеи несколько струхнули. Но их старший держался молодцом. Сразу видно: воин, а не приставка к чернильнице.
– Позволено ли нам узнать, с какой целью собрал ты столь многочисленное войско и привел его сюда?
– Разве это не моя земля? – спросил Святослав.
Вообще-то здесь была печенежская степь. Святославова Тмутаракань располагалась дальше, по другую сторону Боспора Киммерийского. Но кто же станет спорить в такой ситуации…
– Конечно, конечно! – поспешил согласиться ромей. – Но неужели ты, великий князь, да продлятся твои дни вечно, предполагаешь, что столь могучее войско необходимо для защиты границы с землями неизменно дружественного тебе кесаря Никифора? Мы, мирные обитатели Таврики, добрые соседи твоим подданым в Тмутаракани, пребываем в недоумении. Разве забыл ты, что между отцом твоим и кесарем был подписан договор о дружбе и союзе?
– Я – не мой отец, – холодно произнес Святослав. – И кесарь далеко. Кроме того, мой отец подписывал договор
Не зря херсонских послов провели через весь военный лагерь, позволив ромеям сполна «насладиться» зрелищем могучего войска на отдыхе и предположить, что может случиться с крымскими колониями Константинополя, если киевский князь «Сфендислав» и его воины – русы и пацинаки – останутся «голодными».
На следующий день с греческой стороны потянулись в лагерь подводы со снедью. Первый намек ромеями был понят правильно. Второй – тоже.
Ровно через пять дней Калокир приехал опять. На этот раз его дары нельзя было назвать скромными. Правда, денег привезли маловато, зато драгоценной утвари, шелков, пряностей и прочего ценного товара оказалось достаточно, чтобы с лихвой покрыть выплаченный печенежскому хану Кутэю аванс. Ромейские богатеи рассудили здраво: лучше отдать толику, чем потерять все. Пока дождались бы подмоги из метрополии, тридцатитысячное войско русов и печенегов стерло бы в порошок гарнизоны крымского нома. Да и не факт, что император Никифор Фока рискнул бы отправить сюда армию, достаточную для разгрома русов. Так что поделились.