Варяжский круг

Среди богомилов Берест различил много болгар, может даже, их было большинство. Вместе с болгарами шли греки, печенеги, славяне. И было в толпе немало женщин и детей.

Все больше любопытствующих следовало за богомилами. И оттого шествие разрослось настолько, что заняло всю улицу. Но так как богомилы шли молча, любопытствующим не было понятно, зачем они идут. И спрашивали богомилов:

– Чего вы хотите?

Ближние отвечали из толпы:

– Мы хотим, чтоб убийца погибал прежде жертвы, мы хотим, чтобы вор обворовывал себя, а господин сам на себя работал…

– Мы хотим, чтобы пали храмы Сатаны…

– …священников – вон! Они оболгали Христа, а крестом его погоняют и запугивают вас, неразумных. Возможна ли вера, построенная на страхе?

– Они из вас тянут соки.

– Их вино давно пахнет уксусом! Опять спрашивали горожане:

– Куда вы идете? Им крикнули в ответ:

– К Большому дворцу, к Ипподрому! Там сожгли ересиарха.

Слова эти были как искры, воспламенившие реку. Молчавшие до сих пор богомилы закричали все разом:

– К Большому дворцу, к Ипподрому!..

И взметнули над собой руки.

– Вас не пустят! Мы видели—там скапливается стража.

– Можно ли не пустить истину? – засмеялся Кбогушествич. – С ней мы – сила! Ого!..

Многим нравилось то, что кричали богомилы. И эти люди, в основном – беднота, беглые рабы, черные и белые, парики из провинций, присоединялись к шествию. И требовали свое:

– Землю! Землю!..

– Разграбить дворцы!

– Аристократы – кровопийцы! Бей аристократов!

– Аристократок нам! Хотим…

Не доходя полутора стадий до площади-Быка, богомилы наткнулись на заслон стражи. Но с легкостью, даже не приостановившись, опрокинули заслон и обратили в бегство те три десятка наемников, из которых он состоял. А богомилов и бедноты к тому времени собралось уже несколько тысяч.

Второй заслон встретили на перекрестке улиц между площадью Тавра и площадью Константина. И это уже был заслон, поставленный не наспех. Свыше сотни воинов, построенных в три цепи, перегородили Месу во всю ее ширину, а на площади Константина ожидал приказа большой конный отряд. Такой же конный отряд богомилы увидели и позади себя на площади Тавра и поняли, что очутились в ловушке и путь им был открыт один – к Золотому Рогу. Многие из людей, присоединившихся к богомилам, бежали по этому пути и, перепуганные, не кричали больше: «Землю! Землю! Разграбим дворцы!..» А богомилы остались. Богомилы взяли камни из мостовой и кинули их в стражу, и еще взяли камни. Но стражники выстояли. Прикрывшись щитами и обнажив мечи, они бросились на толпу и принялись избивать всех, кто попадался им, мечами плашмя. А еще ударяли по лицам рукоятями и плетьми… Богомилы отбивались камнями – не имели оружия. Они и не искали кровопролития, отступали. Всадники надвинулись на толпу с обеих площадей и пустили в ход дубинки, не щадя ни женщин, ни стариков. И многих, оглушив, они валили на землю, и, бесчувственным, вязали руки и оттаскивали в сторону. Потом гнались за следующей жертвой… Богомилы, не готовые противостоять, разбегались. И только некоторые, сумевшие отнять у наемников меч или копье, ввязывались в бой. Также и игрец… Кбогушествич не мог бежать быстро, и игрец не оставлял его. Они бежали в числе последних. И кто-то из стражи ударил старика по ногам, и тот упал, оцарапав о мостовую лицо. Стражник бросился вязать Кбогушествичу руки, не подумав о том, что и сам он из охотника может превратиться в жертву. Игрец обеими руками нанес стражнику сильный удар по голове, и тот рухнул на землю, а шлем его покатился по мостовой.

Подхватив меч стражника, Берест схватился с двумя другими наемниками и одного из них ранил здесь же, возле Кбогушествича, а другого загнал на ступени какого-то дворца и там оглушил его тем же способом, каким наемники оглушали богомилов. Старик к тому времени поднялся на ноги и бежал вместе со всеми.

Игрец и Кбогушествич укрылись в одном из кварталов Филадельфия. И это спасло их от новой, последней ловушки, которую устроила стража в районе Карпиана и в которую попались многие богомилы. Тех богомилов тщательно переписали, самых неистовых заключили в темницы, а остальных выслали в провинции, в места дикие и малолюдные, чтобы еретическим учением своим уже никого не смущали.

Время идет и несет с собой изменения. Казавшееся постоянным оказывается зыбким. Зыбкое же восходит на опоры и становится колоссом. Боги, чтобы стать богами, развенчивают прежних богов, а потом и их самих развенчивают… Свергнутые идолы катятся в реку, крест поднимается над холмом. Но едва только поднимется крест, как и в нем уже сомневаются. И кресту уготована топь. Новое зыбкое оформляется в нечто. Все временно, изменения – постоянны!