Варяжский сокол

Карочей не стал спорить. В конце концов, должен же и рабби что-то заработать на этом славном деле, тем более что он честно поделился с заезжим скифом сведениями, собранными в Волыни. Что же касается суммы в четыре тысячи денариев, то это вполне приличная плата за те усилия, которые Карочей предпринимал во славу кагана и к пользе хазарских купцов. Впрочем, с купцов ган еще собирался содрать изрядную толику за удобный порт в Варяжском море, преподнесенный им на блюде. Все-таки не зря он напросился в компаньоны к Ицхаку Жучину, ибо путешествие в дальние страны бывает порой куда прибыльней для расторопного человека, чем грабеж ближайших соседей. А чем еще, кроме набегов, может добывать средства к существованию степной ган, не получивший в наследство от отца ничего, кроме меча и тощей клячи? Ну, разве что умом. А вот как раз с мозгами у ганов были большие проблемы, и Карочей после удачно проведенной сделки чувствовал себя в этом скорбном ряду счастливым исключением.

У князя Трасика имелся к гану Карочею серьезный разговор. Об этом он намекал ему на протяжении нескольких дней, но все почему-то откладывал объяснение, боясь, видимо, нарваться на решительный отпор. Разумеется, Карочей уже давно догадался, о чем пойдет речь, и удивлялся мягкотелости великого князя, который медлил в столь серьезном и опасном для него деле. С таким характером князю нелегко будет усидеть на великом столе. Видимо, все эти годы Трасика подпирали мать, княгиня Синильда, и кудесник Гордон. Одну опору он уже потерял, а скоро ему предстояло утратить и вторую. Со стороны гана Карочея было бы слишком жестоко бросить ободритского князя на произвол судьбы в бушующем море житейских и государственных проблем. Дабы облегчить Трасику задачу, он сам завел разговор на интересующую обоих тему. И князь, и ган опасались чужих ушей, а потому разговор вели в беседке, расположенной на берегу чудесного искусственного пруда, в котором как раз сейчас резвились два белых лебедя. От дома князя собеседников отделяли заросли, однако не настолько густые, чтобы там могли с удобствами разместиться чужие уши.

– Ты ведь не женат, князь? – первым начал разговор ган. – И законных наследников у тебя нет?

– А какое отношение это имеет к нашему делу? – насторожился Трасик.

– Самое прямое, князь, – спокойно отозвался ган. – Ты не прошел обряд посвящения, а потому в глазах богов в лучшем случае так и остался неразумным мальчиком. Я говорю в лучшем случае, поскольку есть еще и худший вариант. Твоя матушка, преследуя свои корыстные цели, посвятила тебя богине Макоши и тем самым определила твою судьбу. Ты не можешь жениться, поскольку боги никогда не одобрят союз женщины с женщиной.

Князь Трасик побурел от гнева, его сжатая в кулак рука уже готова была обрушиться на голову хулителя, но в последний момент дрогнула и бессильно упала на колено. Возможно, ударить Трасику помешала больная совесть, но не исключено, что он просто испугался могучего скифского гана, для которого война и драка были обыденностью.

– Как ты смеешь! – только и сумел вымолвить вмиг побелевшими губами.

– Я ведь не обвиняю тебя, князь, – мягко сказал Карочей, сохранивший полное самообладание. – Ты стал жертвой коварства близких людей. Причем я даже не твою мать имею в виду, а кудесника Гордона. Который, впрочем, стал кудесником с твоей помощью. И все это время Гордон угрожал тебе разоблачением, заставляя делать то, что выгодно ему, а не тебе. Ты знаешь, что Гордон связан с христианами?

– Догадываюсь, – глухо отозвался Трасик.

– Этот человек принес тебя в жертву своему властолюбию и продолжает использовать ради своих выгод. Пора становиться мужчиной, князь, в противном случае тебя все равно сбросят со стола, если не сегодня, то завтра.

– Откуда ты узнал о моем несчастье?

– Мне помог очень даровитый баяльник. Но о многом я догадался сам.

– И многие догадываются?

– Во всяком случае, за боярина Драгутина я ручаюсь, иначе он не стал бы столь опрометчиво поддерживать княжича Сидрага. О многом, если не обо всем догадываются каган Славомир и кудесник Велимир. Наверняка обо всем знает волхв Завид. Вот, пожалуй, и все люди, которые представляют для тебя серьезную опасность.

– А кудесница Ангельда?

– Макошины ближницы будут молчать, ибо им невыгодно предавать это дело огласке. Ты ведь только единожды участвовал в их обряде?

Трасик промолчал, а Карочей не стал настаивать на ответе. О культе Макоши он имел весьма смутное представление, по той простой причине, что только женщины имели право испрашивать у нее удачи для своих сыновей. Что же касается мужчин, то они практически никогда не допускались к обрядам, ей посвященным. Возможно, князь Трасик был единственным представителем мужского пола, допущенным к ее таинствам.

– Что ты предлагаешь?

– Гордон должен умереть.

– А разве это что-то изменит? – спросил хриплым голосом Трасик.

– Это изменит все, – твердо сказал Карочей. – Завид наконец станет кудесником, и у него пропадет всякая охота помогать княжичу Сидрагу.

– А боярин Драгутин?