Варяжский сокол

– Выходит, не по мою, – согласился Красимир. – Я Велесу в благодарность быка пожертвовал и сто денариев. Тем и откупился. Я слышал, что у тебя невестка беременна, ган Мамай?

– Это ты к чему, ган Красимир?

– Пусть шьет на платье обереги, – шепотом подсказал гостю хозяин. – Оно надежнее будет.

– То-то я смотрю, твоя Ярина в оберегах ходит. Со скорым прибытком тебя, ган Красимир. А гнева рабби не боишься?

– А что мне те рабби, – нахмурился Красимир. – Родное чадо дороже. Боги теперь начнут меж собой рядиться да силой мериться, а нам от этого сплошная докука.

– Это ты правильно заметил, ган, – вздохнул Мамай. – Поспешил в свое время каган Битюс пришлому богу поклониться и нас в сомнение ввел. Как бы теперь это его внукам и правнукам не аукнулось.

– Так аукнется, помяни мое слово. Сначала Ясный Сокол прилетел от Световида, а теперь Черный Ворон от Велеса. А бог Яхве молчит себе и молчит. И жертвовать ему не моги, потому как он и так Всевидящий. А коли он Всевидящий, то как же он Черного Ворона проморгал? Вот и думай тут да слушай рабби, у которых все беды-де от пития происходят. А того не понимают, что на пирах человек к богу ближе. Так как же тут не пить? Твое здоровье, ган Мамай.

Глава 7 Поход

Каган-бек Обадия выступил в поход на самой макушке лета. Время для конницы самое удачное, благо в эту пору трава в степи прет в рост и нет недостатка в корме для лошадей. По пути Обадия рассчитывал пополнить свои ряды за счет печенегов, благо договоренность с их вождями была уже достигнута. Пехоту же решили сначала переправить на ладьях до Сарая, а уж оттуда, посадив на повозки, перебросить к Варуне. Решительнее всех против этого замысла Обадии возражал ган Бегич. По его мнению, пехота, лишенная прикрытия конницы, могла стать легкой добычей лихих скифских и славянских наездников, коих под рукой атаманов с избытком. Но Обадия советом опытного Бегича пренебрег, чем вызвал недовольство хазарских ганов. Многие вообще считали затею с пехотой зряшным делом. Уж коли не хватает лошадей для ратников, так лучше их вообще в скоротечный поход не брать.

– А кто вам сказал, что поход будет скоротечным? – огрызнулся в их сторону Обадия.

Пешими в бой ходили только асы и туранцы, а скифские и славянские ганы предпочитали сажать мечников на коней. Снаряжение такого воина обходится дороже, но зато конный хазар трех пеших стоит.

– Это смотря кто в тех пеших ходит, – не согласился с ганом Мамаем тюркский ган Бурундай. – По мне уж лучше с конными арабами ратиться, чем с пешими ротариями.

Хазарские ганы медленно пылили следом за исламской гвардией каган-бека Обадии. Конных гвардейцев насчитывалось десять тысяч, и выглядели они внушительно. Да и то сказать, сколько денег на них потрачено. За такую сумму можно было поднять в поход сто тысяч хазар. Ну пусть не сто тысяч, так наверняка пятьдесят. А ганам из казны на этот поход выделили всего ничего – слезы. Ган Мамай, который прежде менее тысячи хазар за собой не водил, ныне взял только пятьсот. Да и тех снарядил на свои кровные, дабы не ронять себя перед ганством. А ган Красимир и вовсе обошелся тремя сотнями. Уж коли каган-бек ныне природных хазар ни во что не ставит, так чего же им кровь даром проливать? Ган Красимир давно уже порвал связи с родом и мечников нанимал со стороны. Благо хоть ныне удачно расторговался лошадьми, а то вообще бы без дружины остался. Хорошо гану Бурундаю: ему племенные старейшины тысячу хазар выделили, правда, конных из них только половина, а остальных пришлось определять в пехоту под начало гана Бегича. Да и оружие у Бурундаевых хазар плохонькое, о доспехах и говорить не приходится. А кого винить? Прежде каган-бек строго следил, чтобы денарии из казны расходились меж ганами по числу приведенных хазар. А ныне кто к Обадии ближе, тот и разжился. Возьмите хоть гана Карочея: у этого своих хазар всего полусотня, зато он теперь правая рука бека Вениамина, за ним половина гвардейцев числится. Под его началом пять темников-беков и полста сотников. Мимо проскакал – головы в сторону ганов не повернул, словно не знатные мужи перед ним, не кагановы первые ближники, а простые торговцы рыбой.

– Ган Карочей ныне так разбогател, что от серебра и злата мошна лопается, – вздохнул ган Бурундай. – С чего бы это? Ведь еще недавно был гол, как сокол.

– Ты ему не завидуй, ган, – громко сказал Мамай. – Он с Навьим миром связан.

Услышав эти слова уважаемого Мамая, ахнули по меньшей мере три десятка ганов. Чтобы вот так запросто обвинить скифа, пусть и не любимого многими, в связях с Драконом, надо иметь веские доказательство его вины.

– Есть и доказательства, – окинул строгим взглядом встревоженных собеседников Мамай. – Боярин Воислав, коего он привел в дом гана Красимира, Черным Вороном оказался.

– Быть того не может, – возмутился ган Кочубей, который, сам будучи скифом, решил, видимо, заступиться за соплеменника. – Я с этим Воиславом за одним столом сидел на пиру у бека Вениамина. А потом он на наших глазах сотника Рахмана из седла вышиб секирой.