Варламов

только сценического, но и житейского, нравственного, граждан¬

ского поведения актера. В этом смысле стоит вспомнить два

театральных анекдота, которые в свое время имели широкое хож¬

дение и так разительно точно рисуют два человеческих и актер¬

ских облика.

Рассказывали, будто зашел однажды за кулисы театра царь

Николай в сопровождении своего адъютанта князя Меншикова.

Попался им навстречу Каратыгин. Вытянулся как положено, по¬

клонился.

—       Послушай, Каратыгин, — сказал царь. — Говорят, ты хо¬

рошо представляешь лица. Изобрази-ка ме#ш.

—       Не смею.

—       Я приказываю.

—       Приказания вашего императорского величества исполня¬

ются неукоснительно, — по-гвардейски отчеканил Каратыгин.

Тут же встал в соответствующую позу, вскинул голову,

глаза его стали оловянными. И голосом царя, небрежно, через

плечо бросил Меншикову:

—       Послушай, князь, пошли-ка актеришке Каратыгину кор¬

зину шампанского.

Довольный, засмеялся царь. И изрек:

— Быть посему.

Наутро из дворца была доставлена на дом Каратыгину кор¬

зина шампанского. Слуга царев вознагражден за искусство и

остроумие!

А про Мартынова нечто совсем в другом роде.

Приезжал к нему некий крупный чиновник, будто бы неза¬

служенно обвиненный во взяточничестве и служебных злоупо¬

треблениях. Просил «изобразить его лицо на театре» так, чтоб

узнали, «вошли в положение». Мартынов знал «его дело» и зло

посмеялся над тем чиновником: представил его в очередном во¬

девиле так похоже, что узнали... Беды было — не обобраться ти¬

тулованному просителю!

История эта по-своему изложена Н. С. Лесковым в «буколи¬

ческой повести на исторической канве» («Совместители»).

Отменно ясное свидетельство о гражданских понятиях, ко¬

торые сказались даже в шутке.

Да, если бы кому-нибудь пришло в голову увековечить фи¬

гуры этих людей в живописи, художников можно было бы опре¬

делить совершенно безошибочно: Каратыгина должен был бы на¬

писать Карл Брюллов, а Мартынова, конечно же, Павел Федо¬

тов.

Применительно к Мартынову пошло в ход новое определение

актерского успеха. Поначалу оно было только устным, употреб¬

лялось в разговорах. Спустя годы — замелькало в печати. При¬

шлось оно кстати своим дерзким вторым смыслом: «успех в вер¬

хах»! Были те «верхи» райком, галеркой... Мартынов имел успех

в верхах.

Он был первым из актеров Александрийского театра, о кото¬

ром говорили запросто — гениален!

«В умении быть и комиком и драматиком и заключается ге¬

ниальность Мартынова», — писал Белинский.

Иван Панаев в «Современнике» (1856, кн. 4):

«Мартынов — гениальный артист, глубокий художник, тво¬

рец».

И Тургенев (в предисловии к первому изданию своих дра¬

матических произведений) :

«Гениальный Мартынов удостоил играть в четырех из этих

пьес».

Неотступная в своих взглядах на искусство и литературу ре¬

дакция журнала «Современник» и его авторы устроили торжест¬

венный обед в честь Мартынова. Это было 10 марта 1859 года.

Пришли величать любимого актера его верные почитатели — Тур¬

генев, Некрасов, Салтыков-Щедрин, Толстой, Чернышевский, Доб¬

ролюбов, Островский, Шевченко, Гончаров, Григорович, Писем¬

ский, Курочкин, Панаев, Дружинин... Увенчали его лавровым

венком Тургенев и Салтыков, ленты венка с поздравительными

надпиоями поддерживали Толстой и Гончаров. Славную привет¬

ственную речь сказал Островский. И в речи этой были такие

слова:

«...Самую большую благодарность должны принести вам мы,

авторы нового направления в нашей литературе, за то, что вы по¬

могаете нам отстаивать самостоятельность русской сцены».

Неодолимая судьба не дала Мартынову долгой жизни. Но и

короткий срок его сценической деятельности — важная веха в ис¬

тории Александрийского театра, росстань на художественных пе¬

репутьях, после чего актерское искусство пошло новой дорогой:

к человечевкой правде, естественности и, насколько это было воз¬

можно, к народной жизни.

Только рядом с Мартыновым мог обрести силу прозорливый

талант Юлии Николаевны Линской. Начинала она с Каратыги¬

ным — и ничего не добилась. Повернулась к Мартынову — и обна¬

ружила пристрастие к истине. Властные купчихи, лицемерные ме¬

щанки, провтодушные стряпухи, ловкие свахи, всеведущие сплет¬

ницы, умученные вседневной кручиной крестьянки — вот ее ге¬

роини.

Взамен Мартынова был приглашен на его роли П. В. Василь¬

ев — актер того же настроя. Повторял те же роли, играл и новые,

те, что не достались Мартынову. Все в духе Мартынова, но не в

той силе. Дерзнул однажды показать царя Ивана Грозного в тра¬

гедии А. К. Толстого человеком дурного и мелкого нрава, вздор¬