Варламов

тический актер, — и, взяв книгу в руки больше для вида, стал

произносить наизусть одно место за другим.

Слушая его, я подумала: «А разве король Лир не мог быть

тучным, как Варламов? Разве не мог этот толстый, добродушный

человек, желая покоя, раздать дочерям свое состояние? Разве не

мог такой Лир от сознания несправедливости, неблагодарности и

коварства дочерей сойти с ума и призывать на помощь природные

стихии?»

«Дуйте ветры, пока не лопнут щеки коварных дочерей!» —

прозвучал вдруг ярко, громко, проникновенно трагический моно¬

лог Лира. У меня навернулись слезы. Оттого ли, что предо мной

лежал.уже больной Варламов, оттого ли, что передалась его ду¬

шевная неудовлетворенность, оттого ли, что он прекрасно прочел

монолог Лира?

Варламов погладил мою руку и с грустью сказал:

—       Только никому не рассказывай об этом. Засмеют... И пер¬

вый хохотать будет Володя Давыдов... Не надо об этом иикому

знать. Пусть меня помнят смешным актером, а не смешным чело¬

веком»...

Что это? Извечное и неизбывное, давно и навсегда высмеянное

тяготение завзятого комика к роли трагической? Томительное

притязание без прав на то? Ничуть!

В статье о Варламове, в газете «Терек», С. М. Киров писал:

«...Ограниченный художественный размах Александрийского

театра не дал возможности К. А. Варламову обнажить весь свой

талант».

И большой знаток актерского искусства А. Р. Кугель утвер¬

ждал, что Варламов должен был играть и Лира, и Шейлока... Да

мало ли можно перечислить не сыгранных им ролей? Начать с

того же Фальстафа, что ему на роду было написано. А сэра Тоби

Бельча в «Двенадцатой ночи» или Оргона в «Тартюфе»? И до сов¬

ременного ему доктора Чебутыкина в «Трех сестрах» и, может

быть, Захара Бардина во «Врагах» Горького. Можно перечислять

еще и еще, да занятие это — праздное. И так сыграл свыше ты¬

сячи ролей!

Варламова иной раз обвиняли в лени. Хороша лень: свыше

тысячи ролей за сорок лет! Другое дело, что добрую половину из

них (а то и больше!) играл напрасно. По собственной невзыска¬

тельности, уступая дурному вкусу любимой им неразборчивой

публики, не переча театральному начальству. Он так и остался

для Александринки комиком, только комиком, приманкой для

полных сборов.

Побывал у больного Варламова театральный критик Э. Старк.

Рассказал, что пишет книгу о нем, и придуманным заглавием

книги похвастал — «Царь русского смеха».

А он по-ребячьи виновато, смущенно улыбнулся:

—¦ Выдумал тоже — царь! Что ты, милый?.. Я — слуга смеха.

Всю жизнь смеху служу...

Старк потом охотно рассказывал в кругу друзей о своем по¬

следнем разговоре с Варламовым. Но книгу назвал не по-варла-

мовски — «Слуга смеха», — нет, все-таки — «Царь русского сме¬

ха». Может быть, соблазнительным почел, дерзким и смелым при

живом русском царе величать комика царем. А Варламов-то был

прав: слуга смеха — точнее!

В эти июльские дни многие побывали у Варламова. На одино¬

чество не жаловался. Но все-таки тосковал по Давыдову, который

был в летнем отпуску и находился где-то далече. Часто вспоми¬

нал умерших друзей — Далматова, Стрельскую.

— Мне нс хватает их. Милой Вари, умницы Васи...

Рассказывает балерина Мария Мариусовиа Петипа:

—       Я часто бывала у дяди Кости. Мы с ним с давних лет ста¬

рые друзья. Но последнее время, в виду того, что я крайне за¬

нята была в Обуховском лазарете, где работала в качестве сестры

милосердия, я не имела возможности бывать у него. Но пред¬

ставьте себе: 1 августа какие-то невидимые силы потянули меня

непременно поехать в Павловск. И я поехала. Константин Алек¬

сандрович крайне обрадовался моему приезду. «Спасибо, голу¬

бушка, что ты приехала», — сказал он мне. Интересовался моей

работой в лазарете, подробно расспрашивал о раненых солдатах

и хвалил меня за труды. Когда я собиралась уехать, он со сле¬

зами на глазах сказал:

—       Ради бога, не уезжай, что-то скучно мне. Выпей еще чайку.

Вечером 1 августа Варламов совсем сник. Вдруг заговорил о

смерти.

—       Умирать не хочется... Не скажу, чтобы боялся смерти, гре¬

хов за собой не чувствую. Просто жизнь очень люблю. Ужасно

люблю...

И еще сказал сестре Марии и Елизавете Васильевне:

—       А вы не пускайте меня туда... Держите за руки и не пу¬

скайте!

В субботу 2 августа наконец уступил настояниям доктора

Поплавского собрать на завтра консилиум врачей. Но не до¬

ждался врачей.

В воскресенье 3 августа 1915 года, в 6 часов 30 минут утра,

умер, сидя в кресле перед окном, обращенном на восток, на ран¬

ний северный рассвет.