Варшавская Сирена

— Святый боже! — охнула Леонтина, но Анна уже взобралась на борт платформы и спрыгнула на землю. Следом за ней соскочил какой-то мужчина. Анна остановила его, умоляя о помощи, и он не отказал, задержался. Стефан, подхватив мать, столкнул ее с платформы, Анна и незнакомец подхватили худенькое тело на лету. Затем прыгнули Стефан и Леонтина. Помогавший им мужчина уже скатился с насыпи в ров, и они последовали за ним. Конвоиры все время стреляли, но не вдоль вагонов, а по бегущим к лесу.

— Переждать, переждать, — шептала прабабка, почти невидимая в зарослях сорняков.

В этот момент поезд тронулся. Застучали колеса, задрожала земля. Выстрелы отдалялись, затихали. Еще минута, две… Поезд не остановился, исчез за поворотом.

— Мы свободны? — спросила маршальша сына.

Стефан ответил, что, видимо, да, но благоразумнее немного подождать. Через некоторое время, уже в темноте, они вышли на луг и побрели в сторону противоположную той, куда под выстрелами бежали другие. Но перед первой же хатой, до которой они дошли, стоял старый крестьянин и, раскинув в стороны руки, преграждал им путь во двор.

— Не пущу, — прошептал он, — больше никого не пущу. Хватит тех, что силой влезли в овин.

— Только на одну ночь, — просила Анна.

— Нет. Нам запрещено принимать без направления. У меня жена, дочери. Мы хотим жить.

— Мы тоже.

— Так спрячьтесь вон там, за деревьями. Хотя бы до утра. А завтра, может, помещица вас примет, хотя баба она суровая и беженцы у нее уже есть. С сентября. — Где-то рядом поднялся собачий лай, и старик встревожился, сказал умоляюще: — Уходите. Кто-нибудь донесет, что вы беглые, и беды не миновать. А так — я ничего не знаю. Выстрелов здесь никто не слышал.

— Где помещичья усадьба?

— А вон ихний парк, за перелеском.

Старый помещичий дом с затейливой гонтовой крышей был не больше стариковской хаты, но в лунном свете казался прелестной картинкой. Анна, решив любым путем обрести на эту ночь кров, начала с обмана. Сказала, что их сюда подвез знакомый крестьянин, и они просят приютить их в каком-нибудь углу. Да, они из Варшавы. Да, вышли слишком поздно, все хаты и дворы уже переполнены. Но ее прабабке более девяноста лет, она не вынесет ночлега в роще или на скамейке парка. Да, у них есть пропуска из прушковского лагеря, причем из первого корпуса. Подтверждение? Завтра она пойдет к солтысу. Можно будет сказать, что они — знакомые хозяйки дома? Иначе солтыс не поставит печати.

Помещица понимающе кивала головой. Это была пухленькая женщина, похожая на Дору Град и, видимо, не столь уж суровая. Она согласилась принять их при условии, что пропуска будут подтверждены. Есть в доме одна клетушка, еще не занятая варшавянами, но кровать там только одна. Троим придется спать на полу, на соломе.

Взяв свечу, она отвела Анну в комнатушку в мансарде, где стояла застеленная кровать.

— Я ждала кузину, но она почему-то не приехала. Может, застряла в дороге? Пока старая дама могла бы спать тут. Если… — заколебалась она, но докончила скороговоркой: — Если, конечно, у нее нет вшей.

В ту ночь они спали вместе, одни, рядом не ворочались чужие люди. Когда Анна повторила прабабке условие хозяйки дома, маршальша зло рассмеялась:

— Конечно же, у меня есть вши. И тем не менее впервые за много недель я разденусь и лягу на чистую простыню. Нам теперь нужно держаться твердо. И чтобы выжить, не особенно считаться с теми, кто не понимает, что значит уйти из подожженного дома, из огромного города, который стоит совершенно пустой, тогда как мы теснимся неведомо где…

В той деревне им не поставили печатей на пропуска. Железная дорога была слишком близко, по рельсам продолжали стучать колеса вагонов, везущих смрадные людские скопища. Пришлось ехать в ближайший городок. Помещица разрешила воспользоваться ее повозкой. Снова в путь. В городке троим, старшим, выдали разрешение на пребывание в окрестных деревнях, а Анну послали к доктору за справкой, что по состоянию здоровья она не может работать. Врач был из поляков, но разговаривал грубо — видимо, устал выслушивать одни и те же жалобы, отупел от стонов и слез. Анна сказала ему, что беременна. Это был первый человек, которому она доверила тайну, что не будет одна, что, быть может, найдет черты Адама в его ребенке.

— Беременность? — удивился врач. — Подтвержденная гинекологом?

— Нет. Но уже три месяца…

— Знакомая песня! Нарушены месячные циклы, так? Не у вас одной, у всех варшавянок та же история. И это даже не ложная беременность. Просто-напросто шок. Организм защищается, механизм разладился. Не понимаете? Биологические часы остановились. Надолго ли — не знаю. Но работать с этим можно.

Тогда Анна показала ему раненую руку. Врач поморщился. Он предпочел бы, чтобы это была правая рука, но, сетуя на тяжкую участь должностного врача, освобождение от полевых работ все-таки дал.