Варшавская Сирена

— Ты опять сказала «вы». И, когда говоришь быстро, делаешь ошибки. Будь внимательнее, Анна.

Анна язвительно рассмеялась.

— Да, теперь это опасно. Могу показаться подозрительной, не так ли? И меня сочтут диверсантом и шпионом?

— Перестань. Когда ты злишься, у тебя шпагат в руках путается. Вон сколько узелков.

— Прости, но… Я многих вещей не могу понять, и это меня раздражает.

Вот и она, Анна, очутилась в ловушке. Со всех сторон, с юга, запада и севера, надвигались немецкие войска, кольцо вокруг города сжималось быстро, неумолимо. Вой сирен не обещал защиты, а, напротив, внушал страх. Разве могли несколько зенитных батарей уберечь широко раскинувшийся город от бомбардировок, пожаров, спасти от разрушения дома? Неужели союзники — более осведомленные, чем лишенные достоверной информации варшавяне, — обманули, подвели?

К тому же, как назло, сентябрь был жарким, и в чистом небе беспрепятственно хозяйничали самолеты с черными крестами. Неужели возможно, что где-то люди живут в покое, ни о чем не ведая, равнодушные к судьбе поляков? Что в эту самую минуту в Бретани, далеко отсюда, Мария-Анна ле Бон заканчивает жарить хрустящие блинчики, поскольку близится полдень, и громким голосом кричит в сад сборщикам ранних груш и покрытых серебристым налетом слив:

— Кончайте! Сейчас будут звонить к молитве…

С той поры как Анна приехала в Варшаву, где шум большого города заглушал звон колоколов, она ни разу не прочла «Ангела господня». И теперь ей стало страшно, что небо может покарать воспитанницу парижской «школы Дьявола». Вздохнув с чувством раскаяния, она начала:

— Ave Maria, gratia plena, gratia plena, plena, plena…

И запнулась, словно испорченная граммофонная пластинка, так как услышала грохот рвущихся бомб.

Закачались люстры на потолке, кто-то под окном охнул, по тротуару протопали чьи-то шаги.

Воздушная тревога! В Варшаве — воздушная тревога!

Раздался пронзительный, высокий голос сирены, и Анна вдруг перестала бояться. И, подобно Марии-Анне, зовущей из сада сборщиков слив, крикнула небу, с которого вместо спелых плодов падали смертоносные бомбы:

— Святая Анна Орейская! Прекратите же! Прекратите!

Все последующие дни Анна продолжала спешно упаковывать наиболее ценные рукописи и книги. Дядя Стефан съездил один раз в «Мальву», успокоил мать, обговорил с ней возможные способы связи и возвратился на жесткий диванчик в своем кабинете. Время от времени он выходил в город. Это он принес на Кошиковую известие о том, что решено спасать сокровища Королевского замка, варшавских музеев и архивов, что принимаются меры по обеспечению сохранности наиболее ценных документов, скульптур, картин и гравюр. Анна заметила, что улицы изменили свой облик. Исчезли такси и частные автомобили. Телеги беженцев беспомощно петляли среди военных автомашин и грузовиков, за рулем которых сидели солдаты. Дворники вдруг перестали подметать улицы, некоторые магазины уже были закрыты, и на дверях висели таблички «Товара нет». Только булочные и рестораны работали нормально, и по призыву президента города Стажинского вновь открылись все кондитерские и кафе. К чаю или кофе подавали по одному пирожному. Но Анну больше всего удивляло другое: как можно в такое время забегать в кондитерскую, встречаться с друзьями за столиком кафе?

— Странный город, — говорила она Марии, таская пачки с книгами в подвал. — Не могу спокойно думать об этой массе измученных бездомных людей, кочующих по улицам, зная, что в кафе на Саской площади, во дворике, выложенном плитами, между которыми прорастает трава, под разноцветными зонтиками сидят люди, которые не знают или не хотят знать, какая тревога и хаос царят — как утверждает Павел — совсем рядом, в здании Военного министерства, сколько телефонов там трезвонит, сколько курьеров ежеминутно посылается со срочными приказами, которые тут же отменяют. Темные ночи лучше, чем рассвет, тогда по крайней мере не прилетают бомбардировщики, хотя трудно спать в этой духоте, под шелест бумажных штор и шарканье ног бесконечной вереницы людей. Куда и к кому бредут они? Ибо негде этим бездомным задержаться, сказать себе: вот конец скитаний. Они всё идут, едут, погоняя измученных лошадей. А в то же время… Правый боже! В «Земянской» к настоящему кофе можно получить свежий «наполеон». Даже смешно, но это именно так: от всего пребывания в Варшаве экс-консула, человека, которому якобы вы были обязаны созданием Варшавского герцогства, остались лишь площадь Наполеона и — тут же, рядом, на Мазовецкой, — поднос, полный пирожных с кремом, названных его именем…