Варшавская Сирена

Анна заставила себя наклониться над обмякшим телом свекрови, и через некоторое время они с пани Ренатой уже сидели за столом, где на белоснежной скатерти стояли хорошо знакомые чашки с золотой каемкой. Анна ничему больше не удивлялась и даже не пыталась объяснить свекрови, из какого ада вернулась она в эту не тронутую бомбами столовую. За чашкой чая с абрикосовым вареньем — Леонтина не забыла, что она любит это кисловатое варенье, ароматом напоминавшее сад Ианна ле Бон, — Анна говорила только об Адаме. О том, как нашла его лежащим на траве, как раздобыла носилки, как его оперировал знаменитый варшавский ларинголог. Пани Рената всхлипывала, вставляла какие-то замечания, возмущалась отсутствием квалифицированного персонала и опытных хирургов. И как раз в тот момент, когда она выразила сожаление, что Ванда не отвезла ее сына в окружной госпиталь, из кухни прибежала встревоженная Юзя.

— Хозяин! — лепетала она. — Хозяин! Наш хозяин!

В кухне, на табуретке, в порванном и обгоревшем мундире сидел, а вернее, полулежал, прислонясь к стене, доктор Корвин. Волосы его были припорошены известкой, кое-где опалены, лицо в царапинах и синяках. Он не видел склонившихся над ним жены и невестки. Полуоткрыв запекшиеся губы, бессильно уронив руки, он спал крепким сном.

На сей раз пани Рената не лишилась сознания. Она мобилизовала всех присутствующих, и совместными усилиями они перетащили безжизненное тело доктора в спальню. Пани Рената непременно хотела снять с мужа грязный мундир и хотя бы обмыть ему лицо и руки, но Анна решительно воспротивилась этому. Теперь она знала, что сон — наилучшее лекарство от смертельной усталости, и, чтобы занять чем-нибудь свекровь, предложила ей позвонить в Константин. Та взглянула на нее недоуменно.

— Со вчерашнего дня телефон там не работает. Последние слова, которые я услышала от прабабки, были довольно-таки странные. Она советовала не вешать за окна грибы… Может, предупреждала об отравляющих газах? А потом бросила трубку, крикнув, что немцы совсем рядом, бомбят мост через Вислу за Езёркой, но она не сдастся, не отдаст им «Мальвы».

Ко всеобщему удивлению, доктор проснулся уже через час, заявив, что привычка — вторая натура, а он в последнее время спал только в промежутках между воздушными налетами, пожарами и операциями — как правило, меньше часа. Ему удалось выбраться из пекла целым и невредимым, он не ранен и не обгорел. Оказалось, что окружной госпиталь эвакуировался в тот же день, что и Уяздовский, что больные прошли через такую же геенну огненную и тоже были покинуты обслуживающим персоналом, а ко всему прочему на второй день после прихода туда доктора Корвина вспыхнул пожар, и нужно было выносить пациентов из горящих палат. В окна врывалось пламя, таскать беспомощных больных мешали ползущие вниз по лестнице раненые. Командование госпиталя, покинутого персоналом, добровольно взял на себя профессор университета Эдвард Лотх; он поспевал всюду, посылал, кого мог, тушить пожар в отделении травматологии, заставлял трусливых и отчаявшихся выносить больных, а когда наконец навел порядок, встал к операционному столу: ампутировал руки, ноги, сшивал разорванные грудные клетки. Назавтра он собирался пойти в свою университетскую клинику и организовать там новый госпиталь, и доктор Корвин обещал ему, что, поспав час или два, сегодня же явится на улицу Снядецких.

— Ты выходишь вместе со мной, Анна?

— Да, только нужно взять для Адама кусок ветчины.

Захватив несессер и еще кое-что из еды, Анна направилась к двери. Но пани Рената задержала ее и шепотом, чтобы не услыхал муж, сказала:

— Постарайся хотя бы через день забегать домой. Этой ветчины ему хватит на сегодня и на завтра. Буду тебя ждать.

Анна шла по лестнице следом за доктором, сама не зная, смеяться ей или огорчаться. Неужели пани Рената действительно не понимает, как опасно ходить по улицам под бомбами? Неужели какой-то кусок ветчины для Адама, без памяти метавшегося в жару, важнее безопасности и даже жизни Анны?

Но получилось так, что настойчивость пани Ренаты дала возможность Анне пережить незабываемые минуты, чему она потом долго не переставала удивляться. Значит, во время этой странной войны ничто, никакой опыт не пропадает даром? Если б не просьба свекрови, она торчала бы безвылазно в седьмом корпусе и знала лишь то, о чем рассказывали вновь поступающие раненые или медсестры и врачи из числа добровольцев, преимущественно женщины, ежедневно пополнявшие персонал госпиталя. А так Анна, через два дня снова пробираясь вдоль домов по Хожей, увидела Ванду Корвин, мчавшуюся в сторону Познаньской, и остановила ее. Ванда сказала, что должна получить молочные продукты для окружного госпиталя, переведенного на Краковское Предместье, а потом поехать на Повонзки за медикаментами и перевязочным материалом, пока тот район не отрезали немцы.

— Залезай! — скомандовала Ванда, как и в прошлый раз. — Поможешь таскать бачки и коробки.