Новицкая пододвинулась к Анне и кивком головы обратила ее внимание на догорающий ярким пламенем танк на углу Маршалковской. Анна поняла, что, очевидно, немцы в последний момент выскочили из этого танка и спрятались в подворотне — единственном укрытии, защищающем от летящих отовсюду пуль. Один или двое из них ранены. То, что они попутно захватили пленных, было чистой случайностью. Но Анну охватила ярость: надо же было в течение пяти лет избегать провала, чтобы так глупо попасться в первые часы восстания.
Но в этот день все менялось с головокружительной быстротой, часто вопреки намеченным планам, одно непредвиденное событие сменялось другим. Одна из связных, шепнув несколько слов бородачу, завела разговор с немцами. Она объяснила танкистам, в какое скверное положение те попали: вся Свентокшиская в руках повстанцев, в каждом окне — польские снайперы. Как бы в подтверждение этих слов из нескольких окон противоположного дома грянули выстрелы. Танкисты невольно втиснулись поглубже в подворотню, и переговоры, начатые столь эффектно, стали оживленнее. Прозвучали слова о неизбежной гибели или спасении как тех, что были взяты в плен, так и тех, кто их взял. Танкисты молчали, но заметно было, что — отрезанные от своего командования — они растерялись, чувствуют себя крайне неуверенно и не знают, как поступить в столь сложной ситуации. А тем временем бородач втолковывал им, что все дома заняты поляками, в распоряжении немцев остались только мостовые, да и те под сильным обстрелом, что лишь один из шести танков прорвался на площадь Наполеона, к почтамту. И лучше им сдаться — тогда их, как военнопленных, отправят к польскому командованию, а раны перевяжут в повстанческом лазарете, он как раз находится в здании, возле которого они так неосмотрительно укрылись.
Анна знает, что бородач все выдумывает, что ситуация внутри здания неясная. Но немцы вступают в разговор, и это уже первый успех пленных.
— Сдаться? — иронически спрашивает один из танкистов. — Кому же?
— Нам, — флегматично отвечает бородач.
— А кто вы такие? Бандиты! — возмущается танкист.
— Нет, мы — польская армия.
— Польская армия? Это кто же именно?
— Я, — спокойно отвечает бородач, показывая на свою нарукавную повязку с буквами «WP» — Войско Польское.
— Вздор! Кто гарантирует, что если мы сдадимся, то останемся в живых?
— Польская армия. Я.
Стрельба усиливается, пули из дома напротив падают возле самого подъезда, впиваясь в тротуар. Переговоры приобретают все более напряженный характер. И наконец один из раненых немцев, видимо слабея, бормочет:
— Кончайте. Я истекаю кровью.
«Истекает кровью, отказывается от борьбы», — подумала Анна и поняла, что немцы капитулируют. Но не хотят сдаваться женщинам, требуют, чтобы оружие от них принял «старик». Бородач передает свой портфель Новицкой и с невозмутимым спокойствием протягивает руку за оружием. Затаив дыхание, Анна смотрит на немцев: опустят дула пистолетов или выстрелят в «бандитов»? Вокруг свистят пули, с Маршалковской в любую минуту может подоспеть подмога. Но танкисты уже сдают представителю «польского вермахта» восьмизарядные парабеллумы, гранаты и патроны. Бородач передает трофеи женщинам, и вот уже они, а не немцы, вооружены до зубов. Затем недавние пленники отводят в штаб полковника «Монтера» первых немецких военнопленных. Буква «V» над входом в штаб кажется Анне предвестницей долгожданной победы. Она не могла знать, что в это время отбита первая атака повстанцев на здание почтамта и потеряны два решающих в этой борьбе фактора: возможность захватить немцев врасплох и установить связь с Лондоном. Немцы последние несколько часов стягивали к взбунтовавшемуся городу все резервы, а из Лондона, где ничего не знали о разыгравшихся в Варшаве событиях, передавали веселую танцевальную музыку. А в варшавских квартирах, как только прогремели первые выстрелы, были извлечены из тайников радиоприемники — люди ждали сигнала.