Варшавская Сирена

Как когда-то «мерзляков», с восточного фронта через варшавские мосты немцы везли раненых. Варшавяне стояли на тротуарах и молча смотрели, как бегут немцы, считали, сколько прошло санитарных машин, сколько грузовиков, нагруженных какими-то ящиками, свертками, тюками, сколько проехало пятнистых легковых машин с офицерами, сколько идет пешком солдат — грязных, небритых, отмеченных печатью поражения. «Все разбитые армии выглядят одинаково», — вспомнила Анна слова Новицкой и последовавшие за этим выстрелы разъяренных офицеров СД. Теперь, когда тем же путем, по Иерусалимским аллеям, тянулись в июльском зное и пыли их потрепанные воинские части, они смогли бы убедиться в этом сами. В панике, на ходу штурмуя поезда, эвакуировались фольксдойчи — крысы, бегущие с тонущего корабля. Однажды они уже пережили ужас бегства: это было, когда ярко-красные объявления, подделанные подпольщиками, с распоряжением генерала СС Коппе появились одновременно на стенах всех городов, устанавливая очередность эвакуации властей, учреждений, рейхсдойчей и фольксдойчей. Теперь не потребовалось никакого подложного приказа. Бегство было самое настоящее, а «фокстерьеры», из-за нехватки транспорта, обезумели от страха, больше всего они боялись, что хозяева бросят их, и они останутся с глазу на глаз с теми, кто вынес им приговор.

В конторах и учреждениях служащим торопливо выдавали зарплату, директора фабрик направляли рабочих на рытье окопов или заставляли готовить к эвакуации машины и оборудование. В некоторых районах были выключены телефоны, по которым задавались одни и те же вопросы: «Сидеть на месте или, наоборот, уезжать из города?» К двадцать шестому июля движение на мостах уменьшилось, зато из магазинов исчезло все продовольствие. Снова пригородные поезда, курсирующие между Варшавой и Константином и Хилицами, были переполнены, но теперь мужчины, парни и девушки устремились из пригородных поселков в Варшаву. Состояние напряженности, подспудного кипения усиливалось, усугублялось с часу на час, особенно после того, как репродукторы, а затем расклеенные на стенах объявления призвали сто тысяч мужчин явиться двадцать седьмого июля на сборные пункты строить укрепления. Неужели чтобы потом расстрелять в Пальмирах? И хотя Варшава ответила бойкотом на этот приказ, немцы впервые не отважились грозить непокорным и не прибегали к облавам. Они чувствовали, что столкновение с толпой мужчин в столь напряженный момент может стать началом кровавого сведения счетов. Молодых парней страшила мысль, что руководство подпольем позволит гитлеровцам уйти из Варшавы безнаказанно. Они жаждали открытой борьбы, а не нападений из-за угла. Столкновения лицом к лицу, а не пассивного созерцания едущих по Иерусалимским аллеям немцев с застывшими, словно каменными, лицами, немцев, покидающих город по своей воле, не по принуждению жителей и все еще живых, живых, живых! А молодежи уже грезились бело-красные флаги над домами, грезилась победа — Victoria, — и не в виде начертанной черной краской на стенах буквы «V», а настоящая. Они уже видели опускающийся на шеи угнетателей меч Сирены и добытую оружием, долгожданную победу.

— Нет, восстания не будет, — упорствовал Павел.

Он примчался на Хожую, узнав, что прабабка приехала туда под предлогом именин Анны, а в действительности чтобы быть ближе к Стефану, который не покидал библиотеки, опасаясь реквизиции остатков ценных книг из и так уже поредевших фондов.

— Откуда тебе известно? — удивлялась маршальша. — Когда я слушаю, что рассказывает Адам, чем похваляется Олек, я чувствую, что город неспокоен. Это же бочка с порохом: достаточно одного выстрела — и произойдет взрыв.

— Я ничего не знаю, кроме того, что со дня на день советские войска подойдут к правому берегу Вислы. Но, как я слышал, приказ о часе «W» не касается Варшавы. По крайней мере до сих пор придерживались плана: беречь город.

— Тогда зачем объявлено состояние боевой готовности? Нужно ли предупреждать о том, что в любой момент может быть дан сигнал тревоги?

— Трудно что-либо утверждать, но, видимо, до всеобщего восстания дело не дойдет. Оно должно начаться, лишь когда немцы будут окончательно сломлены, так сказать «без пяти двенадцать», и при условии, что имеющихся у нас боевых средств хватит на несколько дней.

— Я знаю несколько подпольных мастерских по изготовлению мин и гранат, — прервал Павла Адам. — Думаю, что оружия и боеприпасов у нас достаточно.

— Смотря на какой срок.

— Ты сам сказал: на несколько дней.

— Силы немецкого гарнизона превосходят наши. Кроме того, у них артиллерия и авиация.

— Значит, ты был бы против?

— Если бы меня об этом спросили. Сам знаешь — решают без нас. Тем более что Миколайчик уже в Москве. Переговоры там, конечно, повлияют на решение командования. Изгнать немцев из Варшавы хотят все, но никто не знает, должна ли это быть непродолжительная вооруженная демонстрация или борьба не на жизнь, а на смерть с тяжело раненным, но еще не добитым врагом.

— Борьба совместная или в одиночку?