Читаем Варшавская Сирена полностью

— Интересно, чего хотел Адам, который вернулся еще вчера вечером и просил меня, чтобы я не проговорилась, что он последним поездом уехал в Константин? — размышляла вслух Кристин, собирая вещи Дануты. — Смотри, Аннет! Прошу тебя, будь осторожна. Не забудь о том, что в молодого Корвина влюблена соседка маршальши. Вернее — дочка соседки.

— А мне какое дело до этого? — удивилась Анна-Мария. — Я хочу, чтобы Данута научила меня играть в теннис. А потом постараюсь так отбить мяч, посланный прабабкой, чтобы она запомнила нашу вторую встречу. И это все. Знаю, знаю! Я должна быть ей благодарна, и это действительно так. Если бы не приглашение на свадьбу Эльжбеты, я не знала бы, что голова без бретонского чепца и без косы может быть такой восхитительно легкой и так вертеться во все стороны.


На вилле в Константине мальвы еще не цвели, а по обеим сторонам дорожки, ведущей к дому, росли огромные разноцветные тюльпаны. Как и шесть лет назад, Анна-Мария на минуту остановилась, восхищаясь красотой этой аллеи, и так же, как в прошлый раз, от восторга сердце ее подскочило прямо к горлу.

Она увидела молодого мужчину, он шел с девушкой от дома. Высокий, худой, сероглазый, он, смеясь, что-то рассказывал своей спутнице. Анна почувствовала, как теплая волна неожиданно заливает ее щеки, как пульсируют виски, и услышала приглушенный голос Дануты:

— Адам! Это Аннет ле Бон, из Бретани. Та, с которой я познакомилась в Пулигане, когда ты был болен.

Он остановился, поздоровался и пошел дальше, в направлении калитки, но, видимо, не стал провожать гостью, потому что вскоре догнал их и крикнул:

— Данка!

Они обе обернулись. Теперь Адам уже не смеялся, он стоял совсем рядом и внимательно, молча смотрел на Анну. Их глаза встретились, и, хотя им еще нечего было сказать друг другу, они могли так смотреть долго, жадно, без конца. Анна-Мария почувствовала, как сильнее забилось у нее сердце и странно зашумело в голове. Она снова попала в голубую сеть, и ее тащило к каким-то чужим, неизвестным берегам, и она поняла, что нет для нее ни спасения, ни отступления: Анна-Мария испытала тот coup de foudre[8], о котором рассказывали подружки в Париже, что он существует и лишает способности мыслить, понимать. Ее охватил страх, беспокойство, и тут же она поняла, что старый мир рухнул, единственным ее желанием было остановить это мгновение. Остаться навсегда с ним, рядом с ним.

То мгновение, когда черные глаза утонули в серо-голубых, как в океане, который никогда не возвращает своей добычи, позволило подошедшей Кристин ле Галль понять, что случилось.

— Monsieur Adam, je vous supplie![9] — начала она, но слово «умоляю» оказалось, вероятно, совершенно неподходящим словом заклятия, ибо колдовство продолжалось. И тогда она, не на шутку переполошившись, стала повторять: — Anne-Marie! Mais tu es folle! Folle![10]

Она когда-то уже слышала эти слова и была такой же счастливой, как сейчас. Ей уже не надо все время плыть и плыть вперед, в неизвестность, боясь за свою жизнь. Сейчас она чувствует не удары вихря и волн, а твердую почву под ногами. Наконец-то Анна-Мария доплыла до берега, и это он был той силой, опорой, гранитом скалы, на которую можно опереться.

— Folle? — почти крикнула она. — Нет! Нет!

Кристин подняла руку, пытаясь притянуть племянницу к себе, но Адам опередил ее.

— Пошли, — сказал он. — Буня часто говорила об этом. Пусть осмелится повторить свои слова сейчас.

Анна-Мария посмотрела на него, и снова от его взгляда болезненно сжалось сердце. Оглушенная, не совсем понимая, что делает, она вошла на террасу дома, называемого «Мальвой». Прабабка не шевельнулась в плетеном кресле, откуда не могла не видеть и не слышать всего, что произошло на тропинке.

— Так, значит, ты не безумная? — спросила она по-польски.

— Нет! — ответила Анна-Мария. И тихо добавила: — Наверное, нет.

— А ты! — допытывалась она у правнука. — Ты же ее совсем не знаешь, да и видишь впервые.

— Ох! — прервал он. — Я всегда слышал, что настоящая любовь бывает только раз, и не верил этому. Но сейчас… Не повторит ли буня это еще раз?

Прабабка наклонила голову и посмотрела на него насмешливо.

— И тогда ты поверишь?

— Ты не хочешь повторить, потому что это неправда, да? — упрямился он. — И муж моей прабабушки не влюбился с первого взгляда в шестнадцатилетнюю девочку?

Неожиданная тень сделала почти старым ее лицо.

— Не напоминай! — сердито крикнула она. — Кто тебе позволил?

— А кто позволил обманывать нас только потому, что мы молоды? — спросил Адам.

Прабабка наклонилась вперед и очень долго, внимательно разглядывала судорожно сплетенные пальцы их рук. Потом глубоко вздохнула и встала. И снова перед ними стояла женщина в расцвете лет с розовыми губами и улыбающимися глазами.

— Боже! Что это будет за скандал! Рената заболеет накануне своей серебряной свадьбы. Но все же ты услышишь от меня эти слова: настоящая любовь, любовь с первого взгляда бывает только раз. Это редкий дар судьбы.

— Ты замечательный человек, буня… — начал Адам, но она движением руки велела ему замолчать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза