Варшавский договор

– Да защищенная линия, что вы в самом деле. Ладно, не будем. В общем, с Boro я сам встретился, а к вам сегодня-завтра евреи пожалуют, вы с ними пообщаетесь, все покажете – и, пожалуйста, постарайтесь потеплее.

Шестаков хотел спросить, следует ли ему лично греть волосатую еврейскую задницу взятыми у бабушки пуховыми рукавичками, но это было неконструктивно, к тому же затянуло бы разговор, который по-хорошему следовало свернуть минут пять назад.

– Буду как солнышко, – пообещал он, еще раз напомнил Жаркову про проблему неушевской дочки, вернее, дочек, попрощался и швырнул трубку.

Закурить, что ли, с тоской подумал он. А что, нормально – три года продержался и хватит. Тут холодно и нервно, повод есть.

Он отжал кнопку и осведомился, ждет ли Еремеев.

– Да, Сергей Иванович, – сообщила секретарша тоном застенчивым и гордым, словно выдавала цвет своего белья.

– Пусть войдет. И, Людмила Петровна, кофе нам сделайте, пожалуйста.

Еремеев вошел с привычно кислым выражением и так же кисло выглядящим потертым чемоданчиком, беззвучно поздоровался и замер у входа.

– Здравствуйте, Пал Викторыч, – откликнулся Шестаков. – Ну что же вы встали. Заходите, садитесь.

– А может, лучше все-таки к нам в КБ, – просипел Еремеев.

– Пал Викторыч, мы договаривались, – напомнил Шестаков, сообразил вдруг, что в ноль воспроизводит интонации Жаркова, но все-таки продолжил: – Сейчас краткая презентация на два лица, так сказать, потом уже я у вас в КБ, а вечером, если успеем, для всего круга – в третьем. А не успеем, так завтра утром с этого и начнем.

Если гости да хозяева не налезут, с отвращением добавил он про себя.

Еремеев потоптался, водрузил чемодан на гостевой стол, повозился с замочками, открыл крышку и сразу закрыл, потому что вплыла секретарша – как первая кофейная каравелла из Магриба. Шестаков опять подивился тому, какая он собака, а секретарша – Павлов. Еремеев, что характерно, на аромат и саму чашечку не среагировал – стоял и ждал, пока можно будет снять пальцы с крышки чемодана. Дождался, огляделся и открыл.

– Вы кофе-то пейте, Пал Викторыч, – сказал Шестаков, воровато покосившись на собственную чашку.

Еремеев дернул щекой, небрежно отодвинул чашку, чуть не выплеснув половину красоты на полировку, и просипел:

– Будет доводиться по дизайну, ну и по сопряжениям, но функционал тут уже понятен.

Шестаков метнул свою чашку к губам и обратно на блюдце, поспешно поймал глоток, а вместе с ним ноту насыщенной шоколадной радости, почти как в детстве на Новый год, и шагнул к чемоданчику, пытаясь не смаковать вслух и придать лицу выражение предельного интереса. Сперва это было непросто – мучительно хотелось вернуться к чашке и упрочить счастье вторым глотком. К тому же Еремеев опять принялся вещать на нечеловеческом языке. Ко второй минуте Шестаков все-таки разобрался, отпустил пару замечаний – и попал, судя по спокойной реакции Еремеева. А потом все-таки сказал:

– А если по-простому? Предположим, что мы показываем это заказчику.

– Заказчик должен понимать, – ответил Еремеев, набычившись.

Шестаков все-таки вернулся к кофе, высосал остатки, задумчиво покачал чашку на пальце, размышляя, не покончить ли с этим бардаком и выпендрежем быстро и так, как они заслужили. Вдохнул и сказал, аккуратно возвращая чашку блюдцу:

– Хорошо, не заказчик, а его куратор – Минобороны, грубо говоря. Кто деньги дает. Он тоже должен понимать, но в общих чертах, так ведь? Давайте в общих.

Еремеев, похоже, мысленно прошел той же дорожкой, что и Шестаков, и достиг сопоставимых выводов. Во всяком случае, захлопывать чемоданчик и уходить с сиплыми воплями про безмозглых торгашей, как бывало, он не стал. Вздохнул и начал, поводя корявыми пальцами по скучным обводам:

– Как известно, идеология «КАЗСиК» и его аналогов предусматривает комплексную, эшелонированную и многоуровневую защиту, отстраиваемую по заданным параметрам. В двух словах, скажем так, мониторинг периметра охраняемого объекта, всей территории внутри периметра, наземных, подземных, воздушных помех, засечка, отслеживание и ведение целей, анализ и прогнозирование развития событий, установление связей между ними, выдача рекомендаций по подавлению, нейтрализации и уничтожению, а в крайнем оснащении, в зависимости от периферии и выведения на боевые платформы – нейтрализация и уничтожение целей в автономном…

– Прекрасно. А при чем тут «Морриган»? – оборвал Шестаков.

– «Морриган» никакой я не знаю, – после короткой паузы сказал Еремеев. – Мне ставили задачу внедрить тип СПАЗ-4. Про него речь?

Шестаков многое мог сказать или хотя бы призвать к конструктивной дискуссии на одном языке, словарь которого в первой же строчке поясняет, что «СПАЗ» по-русски и значит «Морриган», ровно так же, как «КАЗСиК» значит «Сумукан», «РСД-10» значит «СС-20», а «малый ракетный корабль» – «корвет». Но это значило либо подыграть Еремееву, либо обострить ситуацию. Первое противоречило принципам Шестакова, второе – решению поставленной перед ним задачи. Поэтому он согласился: «Совершенно верно», – и показал лицом, что готов слушать дальше.