Варшавский договор

Еремеев, к счастью, счел урок патриотической лингвистики завершенным и продолжил без выкобенивания:

– СПАЗ решает задачу подавления этой защиты в любом оснащении и в любой стадии. Подавление носит как точечный, так и комплексный характер, в зависимости от конкретных условий и избранной тактики. В первых моделях типа использовался принцип прямого реагирования: отслеживание и подавление средств мониторинга, выставление помех, фантомное целеуказание…

– Это-то я в курсе, – сказал Шестаков. – Потому первые модели и зарубили, что невозможно выиграть партию, если реагировать на ходы противника. Особенно если противников много, у каждого свой «Сумукан»… Виноват, свой КАЗСиК, достоверных данных шиш да маленько, и они все время меняются. Заказчик потребовал, чтобы СПАЗ одновременно сек активизацию «Сумукана», вы уж позвольте, как я привык… Сек его активацию, мгновенно отрабатывал сценарии подавления, уничтожения, фантомного перепозиционирования и обращения против самого противника, так ведь? И так же мгновенно реализовывал один или несколько из этих сценариев в зависимости от команды руководства или подтвержденной руководством целесообразности, так? Что из этого реализовано в «четверке»? Полноценно, я имею в виду?

– Все.

Шестаков подумал и уточнил:

– Мы в этом убедились?

– В расчетах, моделях и на полигоне – да. Нужны полевые испытания, нужна отработка связок с периферией, нужно промпроизводство надежных комплектующих, особенно микро и нано, нужно взаимодействие, нужно прописывание программного обеспечения для всего этого и, само собой, строительство всей инфраструктуры, а ее местами даже в проекте нет. Но мы свою задачу выполнили: приняли «четверку» от разработчика, отрихтовали в соответствии с дополнительными пожеланиями заказчика, наладили малую серию и подготовили к полноценному запуску, разработали, заказали и получили станки, оснастку и оборудование для промпроизводства.

– Вот этой штуки? – уточнил Шестаков, показывая на невзрачное сокровище в чемодане.

– Этой и модификаций. Конструкция модульная, к базовой версии можно пристегивать в зависимости от задач и уровня загрузки различные спецификации. Это – базовая версия. То есть ее сердечник, так скажем.

– Можно? – спросил Шестаков, дождался неохотного кивка и осторожно вытащил «четверку» из чемодана, вежливо не заметив, как Еремеев нечаянно качнулся в его сторону, чтобы поддержать и подхватить, случись чего. «Четверка» была гладкой, увесистой и неожиданно приятной на ощупь и объятие – как правильно сбалансированная смесь хорошего автомата и сувенирного вискаря.

– А куда она устанавливается? – спросил он, поглаживая матовый бочок.

Еремеев, не отрывая глаз от детки, пожал плечами.

– Да куда угодно. В БТР, вертолет, в багажник гражданского авто, да хоть на стол или вот так, на руках – спецкейс с портами под проводное или беспроводное соединение у нас уже разработан.

– Да уж вижу, – пошутил Шестаков, неожиданно развеселившись.

Еремеев покосился на чемоданчик, не меняя градус напряжения в лице и фигуре.

Шестаков с сожалением уложил «четверку» в гнездо синего бархата, не отвлекшись на очередной качок Еремеева, и хотел уже поблагодарить да позвать народ на смотрины – но неожиданно для себя спросил:

– А вот прямо сейчас можно ее опробовать?

– Ну да, как и договаривались, – удивился Еремеев. – У нас все готово, сейчас на стенд спустимся, там показательные и проведем.

– Да нет, Пал Викторыч. Я имею в виду – прямо здесь можно?

– Ну как, – просипел Еремеев неохотно. – Ну включить можем – только она же ничего делать не будет, это ж как процессор без компьютера. Потом, как она себя покажет? Она ж контрприбор, так сказать. Тут объект нужен – элементы КАЗСиК, не знаю, сигналка как минимум.

– Так у меня сигналка есть, ежевечерне сдаю, – обрадовался Шестаков. – На нее как среагирует? Вырубит к черту?

– Да как скажете, – сказал Еремеев. – Можно настроить, чтобы вырубила, можно, чтобы всю систему замкнула, можно – чтобы показала, куда сигнал уходит, и что делать, чтобы охрана не примчалась.

– О! – сказал Шестаков. – А давайте, а? Ну быстренько, на минимуме и без ущерба, а? У нас же есть еще, э, десять минут – хватит ведь, а?

Еремеев пожал плечами, странно глядя на Шестакова. А тот заторопился:

– Включайте тогда, лады – а я пока на охрану позвоню, чтобы сигналку приняли – ну и чтобы потом в ружье не поднимались, если что вдруг…

– Что значит если, – пробурчал Еремеев, сложно провел руками по «четверке», чем-то щелкнул и десяток раз ткнул пальцем в засветившуюся голубым полоску, которая тут же погасла.

– О, – сказал Шестаков, почувствовав, что стрижка на затылке вдавливается корешками в череп, а лопатки ведет к хребту.

– Это безвредно, мы и снимать не стали, – просипел Еремеев, не глядя на него. – Лишний индикатор, скажем так. Вы звоните.

– Ага, – сказал Шестаков, обошел стол, снял трубку, набрал охрану и сказал:

– Да, дежурный, добрый день. Митин далеко? Дай его. Герман Юрьевич, здравствуйте. Мы тут эксперимент… Что?

– Тихо, – повторил Еремеев, уставившись на «четверку», которая ныла негромко и противно.