Но кривить душой и подстраиваться под предложенный польским генералом тон советский офицер не стал и подчеркнуто твердо заявил, что таких полномочий не имеет, а прибыл только для установления военных контактов.
Поляк, услышав этот твердый и определенный ответ, не смог скрыть своего разочарования. Видимо, получив сообщение о прибытии советского офицера, руководители восстания решили, что в Москве их воспринимают как серьезную политическую силу, и строили на этом далеко идущие планы.
«Так вы прибыли не как политический представитель? Жаль. Тогда нам мало о чем разговаривать…»
Но Колос так же спокойно и твердо повторил, что он, офицер Красной Армии, прибыл сюда для урегулирования вопросов по сбрасыванию продовольствия, боеприпасов и вооружения, взаимной информации о противнике, а также передаче планов и пожеланий повстанцев командованию Красной Армии.
Эти слова, произнесенные внушительным тоном, подействовали. Да и сама фигура советского офицера, красавца славянского типа, почти двухметрового роста, тоже производила впечатление. Возможно, поляки подумали, что перед ними офицер в гораздо более высоком воинском звании, а его капитанские погоны — всего лишь маскировка.
А Колоса в тот момент больше всего мучила мысль о том, что он, образцовый во всем офицер, стоит перед этими расфуфыренными поляками в нечищеных сапогах…
Монтер несколько сбавил тон. Уже более спокойно он заявил: «Мы нуждаемся только в боеприпасах и вооружении. Продукты мы не просим, так как их доставляют Англия и Америка».
Но Колос уже убедился за тот небольшой срок, что он пробыл в воюющей Варшаве, что это наглое вранье. Солдаты в качестве питания получали утром — горячую воду, днем и вечером — горячий суррогат кофе. Хлеба и крупы не было.
Гражданское же население не получало вообще никакого продовольствия. Народ в польской столице страшно голодает, и поддерживают его жизнь только сбросы продовольствия с советских маленьких самолетов-«кукурузников».
Но одновременно в городе существовала самая разнузданная спекуляция продуктами питания. На базаре можно было купить все, включая сало и хлеб. Продажа шла исключительно на золото и доллары.
Только где взять в то время доллары простому варшавянину? Его заработок составлял в день не более 20 злотых, а бумажный доллар стоил в те дни 180 злотых (до войны за один доллар давали только 4 злотых). Золотые же двадцатки США стоили еще дороже.
Городская управа, руководимая представителями лондонского правительства, не принимала никаких мер к снабжению населения. Ежедневно сотни людей умирали от голода и болезней.
Однако, как потом убедился Колос, руководители восстания из АК ни в чем недостатка не испытывали. У них были хлеб, консервы, кофе, сахар, хорошие английские сигареты. Имелось и спиртное.
Крупные фабриканты и помещики, находившиеся в городе, обладали весьма крупными запасами продовольствия, охраняемого вооруженной стражей.
В городе практически не было даже воды. У водоразборных колонок, ставших редкостью в осажденной Варшаве, выстраивались длинные очереди с ведрами, бидонами, банками. Жители часами простаивали у колонок. Даже при артиллерийском обстреле очередь продолжала стоять, уносили только убитых и раненых. У расплодившихся в городе спекулянтов можно было купить полведра, полбанки, солдатскую флягу воды, но это стоило тысячи злотых…
Впрочем, генерал Монтер готов дать письменную заявку на необходимые грузы, а также сообщить сведения о противнике. Он всячески демонстрировал при этом неодобрительное и подозрительное отношение к советскому офицеру как к представителю Красной Армии.
И тут же, посоветовавшись с незаметным человеком в штатском, отдал распоряжение предоставить советскому офицеру помещение для установки радиостанции и обеспечить охраной.
Рацию установили, но радист сержант Дмитрий Сенько был вторично ранен разорвавшейся рядом миной и умер, не приходя в сознание.
С самим руководителем восстания генералом Буром капитану Колосу встретиться не удалось. Его личность была глубоко законспирирована даже для самих участников восстания, включая и его руководство. Никто из солдат и офицеров его не видел, доступ к нему имели только Монтер и некоторые полковники. Все сохранялось в тайне, никто не знал даже примет генерала, так что никто и не мог сказать, был Бур в Варшаве или его там не было.
От имени Бура выступал его адъютант генерал Гутек (так его представили), небольшого роста мужчина, довольно пожилой и всегда в гражданской одежде. Гутек проводил постоянные пресс-конференции, на которых информировал об указаниях лондонского правительства и самого генерала Бура.
Интересно отметить, что и генерал Скаковский ни разу не был принят Буром. Особенно в первые дни восстания лондонцы старались держаться подальше от представителей Армии Людовой. Лишь позднее, когда положение восставших стало просто отчаянным, аковцы пошли на сотрудничество.
Но официальные сводки, которые во время таких пресс-конференций предоставлялись Колосу, всегда помечались: «Подлинный подписал генерал дивизии Бур».