А очнулся когда – рук не чувствовал. Связаны! Умный Борич глаза-то сразу не распахнул, чуть-чуть приоткрыл веки – приглядывался. Люди толпились вокруг незнакомые, все – оружные, воины – у кого меч, у кого копье, у кого секира. Даже шлемы сверкали, щиты красной кожей на солнышке восходящем светились. Вот так дела! Значит, они – вражины, кто же еще-то? – Корченю-рыбака убили, челном его воспользовались. Высадились в тайности, сейчас, небось, всю округу, костры ложные, проверяют… да уже проверили, верно. Гостоя, братишку, нашли? Нашли бы, так сюда б притащили пред темные очи своего предводителя, во-он он уселся на пень, щерится, страшный такой, весь в черном, даже шапка – и та черная, и меч в черных ножнах, а рукоять – серебряная, в виде головы мертвой. Нос длинный, с горбиной, усы, бороденка реденькая, лицо корявое, высохшее, обтянутое желтой кожей.
– Поднимите его, – присмотревшись, приказал предводитель. – Вижу, очнулся уже – хитрит, глазами по сторонам зыркает, думает, мы не видим.
Это все главарь по-готски сказал, ну да Борич готскую речь понимал хорошо, как все, кто рядом с готами жил, понимали.
Двое дюжих парняг (один наголо бритый), рывком подняв пленника на ноги, ударили по щекам:
– А ну, глазенки распахни, падаль!
Борич на предводителя взглянул дерзко:
– Ты кто такой будешь?
Тут же и получил пару ударов – в живот да по почкам. Скривился, стиснул губы – больно. Однако ж не застонал, нечего врагам свою слабость показывать.
– Здесь я спрашиваю! – сплюнув, главарь важно скривил губы. – А ты отвечаешь. Понимаешь нашу речь? Вижу, что понимаешь. А на вопрос твой, что ж, отвечу. Я – Вальдинг из Данпарстада! И прозвище у меня – Кровавый Орел. Знаешь, что такое? В спину тебе меч свой воткну и легкие наружу выверну – словно крылья. Боль – страшная, в аду такой боли нет.
– Ты что же – христианин? – искренне удивился пленник. – Про ад вспомнил. На себя-то взгляни – там тебе самое и место!
И снова удары – градом. Кто-то даже бил сапогами, да так, что пред глазами отрока погасло солнце, а белый дневной свет вдруг стал черным… как душа Вальдинга из сгоревшего Данпарстада.
– Хватит! – запоздало спохватился главарь. – Хватит, я сказал! Он у нас один пленник. Пытать начнем, путь дорожку к селенью покажет. Водой его окатите, эй! Да привяжите хоть вон к тому дереву.
Злодеи так и сделали – привязали, сорвали тунику, плеснули из кожаного походного ведра водицы в лицо.
Борич застонал, очнулся.
– Ну, вот, – радостно осклабился Вальдинг. – Жив еще. Пока жив. Дорожку, тропу охотничью в Киево селение укажешь – отпущу. Воданом клянусь, Донаром, Иисусом и Тором – отпущу!
Дорожку? Пленник слизал с губ кровь. А завести их в какое-нибудь болото – пущай потом выбираются!
Убьют, конечно – так оно и к лучшему, с Оченой – девой наконец вместе будут!
– Эй, ты что улыбаешься? Надо мной смеешься?
Борич качнул головой:
– Нет, Вальдинг из Данпарстада, не смеюсь я. Просто прикидываю, сколько мне с тебя за указку серебришка спросить? Есть у тебя серебришко-то, а?
– Во, волк! – изумился разбойник. – Серебришка еще ему… Жизнь проси лучше! Хотя… такие твои речи мне уже нравятся. Отвяжите его! Так… руки свяжите. Трувер, головой за него отвечаешь.
Бритоголовый с готовностью кивнул, крепко связав пленнику руки узкой ременной петлею. Ткнул в спину:
– Пшел!
– Постой, – Вальдинг поднялся на ноги и, взяв юношу за подбородок, посмотрел прямо в глаза. – Хочу предупредить: отсюда до твоего селения не так-то и много – полдня пути. Так вот – когда солнце за полдень перевалит – а селения твоего и видно не будет, кровавый орел распахнет крылья на твое спине, а сам ты превратишься в падаль! Понял? Шагай!
Опустив голову, Борич спрятал презрительную улыбку: полдня! Если учесть, что Гостой уже в пути, то время, похоже, имелось. Отвести вражин от селения, а там и люди старосты подоспеют. Найдут лиходеев по следам. Успели бы. Беги, Гостойко, беги! Беги, как можно быстрее! Пусть придут воины, путь уничтожат врагов, а уж он-то, Борич, постарается завести их в такую неудобь, в такую трясину, из которой и так-то выбраться затруднительно, а уж под стрелами – невозможно вообще. Там, в болотине, и найдут свою гибель разбойники-готы. Ну, и Борич, скорее всего – с ними заодно. И пусть – смерти юноша не боялся. С Оченой-девой на том свете встретится – плохо ли? Погибнет геройски, может, и сам покровителем рода Киева станет! Будут ему хвалу петь, игры-стравы устраивать, приносить богатые жертвы. И Гостой, братец, в новом роду окончательно своим станет.
Борич все же не выдержал, улыбнулся – что же, повезло, выходит, ему с этими готами? Выходит, да – повезло. Уж он теперь злодеев этих использует! А они-то, дурачки, иначе считали, смертию лютою пытались запугать. А что ему, Боричу, смерть? Свобода!