Маммон Колчек – наша основная ударная сила и мой личный банк – чинно шествовал рядом с грузовым фургоном, без перерыва жуя прелые сухари и сморкаясь в дорожную пыль. Дубинкой, как вы уже знаете, профитролль не работает, его кулаки с железными рукавицами – весьма эффективное оружие. Если, конечно, разумно его направить… Тролли и так небогаты разумом, а профитролль – и подавно. От постоянных ударов по голове профитролль терпит умственный ущерб, получает хронический насморк и обзаводится
Я намеревался проделать весь путь до Талестры за пять дней вместо шести. Я прибуду в город накануне празднества Разделения, найму команду отчаянных громил и, дождавшись шумных торжеств (крики, драки, возлияния и салюты), заберусь в Академию и наведу там шороху. Кое-какой план у меня уже сложился. Дело было за малым – сбыть товар без проблем и получить деньги на вербовку команды.
Карта Одирума лежала у меня перед глазами – я отчетливо представлял себе узкий участок в двести миль, зажатый между Дольмиром и Талестрой. Его можно пересечь за четыре дня. Затем – сутки пути к городу магов. И – игра. Игра. Еще раз – игра.
Я выиграю. У меня нет другого выхода.
Третий день начался с того, что я, пробудившись, принес Виджи завтрак. А затем, тихо и спокойно (трепеща, однако, внутренне) рассказал ей о том, как умер Квинтариминиэль.
Вопреки ожиданиям, глаза ее вспыхнули счастьем:
– Фатик!
– Что?
– Ты… – она бросила тарелку с яичницей, по щекам покатились слезы. – Ты…
– Я, лисьи ушки. Я знаю, я убил твоего отца – и нет мне прощения.
– Нет! Не верно, Фатик! Пойми, прервать нить жизни умирающего эльфа
Я был обескуражен.
– Великая Торба, ты хочешь сказать…
– Да! Отец признал тебя и благословил нас!
Чертова сентиментальность. Однако я был рад. Обескуражен – но рад. В общем-то, я хотел спросить другое – что, и правда, полуэльфы Витриума относятся к людям как к несмышленышам?
Виджи заключила меня в объятия, сладкие, мягкие, жесткие, властные и податливые одновременно. Я выбросил дурные мысли о старшинстве рас и, взяв дело в свои руки, стал покрывать поцелуями ее лицо…
В общем, ничего мы толком не успели, так как со стороны лагеря донесся страшный захлебывающийся крик:
– Оооооооооо!!!
В мгновение ока мы оказались на ногах, оружие – наготове. Крик повторился ближе. Не сговариваясь, мы кинулись вперед (я все-таки успел натянуть штаны). На полпути к лагерю из самшитовых кустов вывалился Олник – на нем был черный пояс с бляшками, и более ничего. Ах да, в руках – топор.
– Фатик! – крикнул он и снова издал свое «Оооооооооо!!!». – Фатик, у меня бочонок протекает!
– Олник?
Взгляд бывшего напарника был сумасшедшим.
– Фатик! Они говорят – чуки, чуки, чуки! Зачем они так говорят? Зачем меня одели в этот пышный наряд? – Он провел обухом топора по волосатой груди. – Зачем эти шелка и меха неведомых зверей? Я простой гном и не создан для высшего света! – Он кинул взгляд вниз. – У меня там стручковая фасоль, или мне кажется? Злые птицы, злые! Нет, нет, не отдавай меня им – я не хочу больше летать!
Меня пронзила догадка:
– Мурло ты брехливое! Ты что, пробовал моджи?
– Я летал! Фатик, я больше не хочу носить крылья! Гшантаракш гхор, почему ты так вырос? И зачем тут бассейн?
– Эх, братишка, да ты совсем поехавший…
– Я делаю крыльями так: раз, раз, и лечу-у-у!
– Олник! Посмотри на меня!
Он вперил в меня пустой взгляд.
– Я пойду летать, и потом испарюсь, не ищи меня, не ищи! Я уйду, растворюсь, но ты запомнишь наши дни! А любовь, как цветы, из сердец проросла и крылами коснулась…
Он не успел уточнить, чего же именно коснулась крылами любовь, так как добрая фея, неслышно скользнув в сторону, зашла со спины и ударила гнома рукояткой шпаги в затылок. Затем она мягко опустила его на траву.
– Фатик?
– Да, Виджи?
– Я видела голого гнома и спереди, и сзади. Второй раз я этого видеть не хочу.
Я не нашелся, что на это сказать.
Днем, когда спеленатый Олник лежал в фургоне и выкрикивал бессвязные восклицания, я остановился на недолгий привал. Самантий крикнул, что юго-восточный горизонт темнеет.
Со стороны Ирнеза надвигалось ненастье.
11
– Не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати!