Чувствовалось, что Илмари очень хочется возразить, но Филипп не собирался идти на поводу у капризов варгарца. Не хватало еще после полугода борьбы за его жизнь закончить все труды сломанной шеей или помятыми после падения ребрами.
Они спустились по каменистой дороге вниз, на берег, и двинулись неспешным шагом вдоль линии прибоя. Зима оставила на узкой полосе песчаного пляжа гниющие водоросли, обломки деревьев, наносы круглой гальки. Под самой скалой валялась туша тротта, основательно растерзанная птицами и мелким хищным зверьем, нередко спускавшимся из леса к берегу в поисках поживы.
С океана порывами налетал сырой весенний ветер, волны покачивали лодки в бухте, и до Филиппа доносился глухой стук деревянных бортов о причал. Илмари ехал чуть впереди, глубоко вдыхая всей грудью соленый воздух, пропитанный запахами водорослей и рыбы. Потом неожиданно закашлялся, и Филипп, торопливо сняв с пояса баклажку с водой, протянул ее мужу.
— Устал?
— Отвык, — помолчав, ответил Илмари. — Зачем вчера прилетал Дюваль?
— Навестить, — Филипп пожал плечами. — Он как бы отвечает за меня перед отцом. Спрашивал, не нужно ли нам здесь чего-нибудь особенного. Я заказал кое-что — так, по мелочи. Ну, там… пасту для бритья, пасту для зубов, шампуни, лосьоны. Лекарства кое-какие попросил, а то Мэг часто жалуется на сердце. Кини спрашивал, нельзя ли несколько новых скальпелей и антисептика побольше.
— Хозяйничаешь, — Илмари ухмыльнулся. — Да, шампуни и лосьоны — это хорошо.
За время болезни он пристрастился к тем гигиеническим средствам, которые использовал Филипп. Теперь в их умывальне на каменной полке стоял десяток разноцветных флаконов и тюбиков, но запас за полгода истощился, а возвращаться к местному жидкому мылу и примитивной парфюмерии обоим не хотелось категорически.
Илмари остановил зарга, спешился, поднял что-то с мокрого песка.
— Смотри, водяная слеза.
Филипп тоже слез, взял из рук мужа потемневшую треснувшую раковину. Половинки легко раскрылись. В сгнившей мякоти моллюска тускло блеснул на весеннем солнце крупный голубовато-розовый шарик размером с яйцо корха.
— Ого, — не удержался Филипп. — Большая.
Илмари положил свои пальцы поверх пальцев Тьена, сжал.
— На счастье, да?
Притянул к себе, обнял за пояс, заглянул в глаза.
— Я боялся, ты улетишь с Дювалем. Здесь такая тоска, край мира. Если подумать, тебя здесь ничего не держит. Время наргари давно истекло и ты вправе распоряжаться собой по своему желанию.
— М-да? — Филипп задумчиво прикрыл глаза. — А почему мне никто об этом не говорил? Что я обязан быть с тобой только время наргари?
— Я говорил, — Илмари погладил его по спине. — Что мы обязаны с тобой тридцать восходов есть наргари и заниматься любовью. А потом… ну, только если очень захочется.
— Допустим, мне хочется, — Филипп улыбнулся и запустил обе руки под теплую меховую куртку варгарца, погладил крепкий зад, слегка сжал. — Мне хочется заниматься с тобой любовью, потому что наше время наргари уложилось всего в три восхода. Или в четыре? В общем, оно оказалось нетрадиционно коротким, а традиции нарушать нельзя.
Губы Илмари были сухие и обветренные, но от этого целовать их не становилось менее приятно. Даже кровь, просочившаяся из крохотной трещинки, казалась сладкой, как варенье из лабилии. И пьянящей, как голубое вино из нее же.
Они целовались на океанском ветру под пронзительные крики саев, круживших над волнами, под стук лодок о причал, под вздохи заргов, переминавшихся рядом. Порыв ветра сорвал с головы Илмари капюшон, светлые волосы рассыпались, забились, словно живые, и Филипп прижал их ладонью, пропуская сквозь пальцы легкие пряди.
— Поехали в замок, — задыхаясь, предложил он варгарцу, покрывавшему его лицо короткими быстрыми поцелуями. — Здесь слишком холодно, чтобы раздеваться.
Дорога к крепости показалась им бесконечной, хотя нетерпеливо понукаемые зарги перешли в конце концов на тряскую рысь. Бросив их на попечение слуг, Филипп и Илмари торопливо поднялись в покои, по дороге скидывая с себя куртки, теплые шарфы из пуха саев, перчатки, меховые сапоги.
Невероятно много усилий понадобилось, чтобы дотерпеть до постели, а не наброситься друг на друга прямо посередине какого-нибудь коридора. Если бы не королевское достоинство, о котором Илмари как-то еще помнил, Филипп ввалился бы в первый попавшийся зал, наплевав на слуг и отсутствие удобств.
Остатки одежды они сдирали торопливо и в молчании, сталкиваясь руками, губами, коленями, не в силах перестать целоваться и прикасаться друг к другу. Дернув Илмари на себя, Филипп повалился спиной на перину, прижал к себе варгарца, хватая его за возбужденный член, обнимая другой рукой за бедра. Перекатился, подмяв мужа под себя, заглянул в темные, воспаленно блестевшие глаза.
— Ты готов вспомнить, как это было сразу после возраста тау?
— Принцы не бывают… — начал было Илмари, но Филипп прижался к его губам — требовательно и жестко.
— Я знаю. Но я ведь тоже теперь принц, хотя и консорт. А тебя лишили права наследования, так что мы в равном положении.