Варварская любовь

Ночами он стал просыпаться в поту, задыхаясь в горячке, голова кружилась, на губах белел какой-то налет, наверное, от не смытой с вечера зубной пасты. Он обратился к врачу. Для него стало открытием, что различные клиники, принимающие без предварительной записи, дают совершенно разные предписания, но выполнял их все. Однажды ночью он проснулся и подошел к окну. Крыши и двор укрыл снег. В прериях зима была намного суровее – исчезающий горизонт бледных полей, шквалы, оседающие вдали. Потом он понял, что различает под снегом бурьян. Стоял июнь. И это был не снег, а лунный свет. Ему пришлось выйти на улицу, чтобы разобраться в своих ощущениях, почувствовать теплый воздух.

Вскоре после этого он согласился сдать анализы и сделать рентген. Врач смотрел ему прямо в глаза. Франсуа слушал, но слова не складывались в осмысленную фразу. В остальном вы здоровы, мимоходом добавил доктор, но такое встречается сплошь и рядом.

Франсуа забрал снимок с экрана и вышел. Сев в машину, он почти передумал и уже хотел вернуться: вдруг он что-то не так понял, пропустил, или врач забыл ему сказать? Вместо этого он навестил Эдуардо. Изучив снимок при свете кухонной лампы, Эдуардо сказал: все верно, так и есть. По пути домой Франсуа пришлось сделать крюк, чтобы зайти в общественный туалет. Туалет был загаженный, тускло освещенный, ручка на металлической двери отвалилась и дребезжала. Под ногой хрустнул шприц. Что бы ни сжигало его изнутри – будь то страх или рак, – оно вспыхнуло снова. Он видел виноградную лозу своего кишечника, как будто в нем что-то вскипало, бурлило. Неужели нынешнее умирание – расплата за все годы превосходного брюшного пресса? Без сомнения, тот чертов электрический пояс действительно настолько опасен, как предупреждал Эдуардо. А может, аукнулось время, когда он был подопытным кроликом? Наверное, он гнил изнутри. В то же утро он нащупал полость в зубе. Он был уверен, что его дыхание смердит. Он все еще был молод. Он чувствовал в костях мощь металла, раскаленного в доменной печи. Он зарабатывал, наблюдая, как его друзья отходят от дел, обзаводятся внуками. Его сын далеко, занят поисками спокойного совершенства в жизни. Пегги сказала, что Харви чокнулся, присоединился к секте на Юго-Востоке – секте, безумной даже по ее меркам.

Каким будет его последнее значительное деяние? Несколько дней назад, читая газету в баре, он наткнулся на статью о криогенике. В ней упоминалось несколько круглых состояний, рядом с которыми его доходы были просто ничто, пшик. Но теперь, беря в расчет время, в котором его уже не будет, он понял желание других, чтобы их заморозили, законсервировали. В криогенической паузе пребывают Уолт Дисней, и Тед Уильямс, и многие другие, чьи головы отделены от тел и заморожены, запечатаны в недрах арктического воздуха до лучших времен, когда им смогут вырастить из бесформенной слизи новые тела для пересадки, – но он для этого недостаточно богат. Его слезные протоки напряглись, глаза нестерпимо зудели, и даже мысль об этом смертным холодом студила дыхание в ноздрях. Рак захватывал его тело. Шансы на излечение сомнительны, а попытки продлить жизнь, по словам доктора, в его возрасте хотя и возможны, но очень болезненны. Единственный смысл продолжения, который мог себе представить Франсуа, был в том, чтобы отыскать Харви и помочь ему повернуть жизнь в лучшее русло. Сам он долгие годы шел к откровению собственной силы.

Больше часа он просидел среди аммиачного запаха мочи. В нем бурлило разочарование в собственном теле. Слой за слоем проявлялись на стенах граффити, они вились в темноте, как виноградные лозы оплетают решетку. Он хотел сына по своему образу и подобию, и может быть, еще не слишком поздно, в конце концов. Но когда он представил себе теперешнего себя, лицо его застыло, стало жестким и неумолимым.

За несколько недель он продал все, даже дом и бизнес. Франсуа не хотел рисковать, ведь в его отсутствие все, что он выстроил с таким трудом, могло превратиться в ничто. Но его активы, особенно проданные в спешке, оказались не совсем такими значительными, как он думал. Он написал завещание, оставив все Харви, прибавив некоторые указания, а затем распределил сорок тысяч американских долларов крупными купюрами по отделениям нейлонового пояса для денег. В те дни он часто засыпал. По ночам он смотрел телевизор и впервые в жизни увидел фильм о боевых искусствах: пьяный мастер, мстительный дублер, великий воин, покидающий монастырскую тишину. Беседы о концентрации, мудрости и форме, дракон, тигр, журавль, и то, как эти тела взлетали в воздух, – все это напомнило ему, как естественно было мечтать. Внезапно он почувствовал себя изможденным. Он выключил телевизор. Последние два дня своего законного пребывания в доме он провел в постели. А потом пришло время. Автомобили выезжали с боковых дорожек на улицу, отправляясь на работу. Они входили в клин солнечного света меж двух домов, словно вспышки фотокамер. Он перестал быть частью всего этого.