В тот день он ехал в молчании. В быстрых решениях, переездах и приготовлениях, которые вылились в разросшийся неподвижный дрейф, пролетело время. Ни номера, ни названия не значили ровным счетом ничего, они были не более чем указатели в бескрайнем пространстве: I-82 на Якиму, поворот на Орегон, мимо Игл-Кап и Ред-Монтаны, мимо Ла-Гранде и Бейкер-Сити и местечка под названием Онтарио, затем Бойс, Снейк-Ривер, Юта. Не только простор и ширь до небес, но самый свет заставлял его вспомнить Монреаль и сравнить его тощий восточный свет с этим, льющимся, словно дождь, наполненным, будто откормленным в этом краю. День улетучился, и даже мрак ощущался как открытое пустое пространство. В клубах выхлопных газов проезжающих мимо грузовиков с прицепами, в ощутимых провалах полуночного шоссе, в тенях, разметанных по обочинам светом фар, возникали воспоминания о былых странствиях. Франсуа в ошеломлении понял, сколько всего ему пришлось бросить ради той жизни, которую он вел все это время, и фантазировал о том, что мог бы увидеть свою невинную душу, голосующую на шоссе, душу, которая влюблена в поля и луга, тоскует по ним и в городе никогда не чувствует себя, как дома. Много лет назад он нашел свою бабушку в кресле: кожа посерела, вены на руках вздулись, мертвые глаза были бледно-голубые, как у слепой собаки. Заключалась ли во всем этом какая-то премудрость или земля была лишь самой собой, взращенная и растерзанная сменой времен года? Он вцепился в руль, превозмогая усталость, и воспоминания, и раскаяние.
Он провел ночь в придорожном мотеле, а наутро снова пустился в путь и снова ехал весь день через каньоны и скалистые горы, высокогорные медленные шоссе, останавливаясь на мрачных продуваемых стоянках, чтобы зарядиться кофе. Потом южнее – Лас-Вегас, Нью-Мексико и, наконец, рыболовный крючок, нацарапанный на карте, – на восток до Санта-Фе, потом – севернее по восемьдесят четвертой, через высохшие, красные растрескавшиеся земли.
Близился вечер; он остановился в пыльной, вырытой экскаватором воронке возле казино, окруженного почти пустой стоянкой. Он снял номер, а потом нашел телефон-автомат и позвонил Пегги. Вот уже много лет они разговаривали, только когда дело касалось Харви. Он спросил у Пегги адрес сына, но не сообщил ей, где находится. Она сказала, что звонила справиться, по-прежнему ли Харви придерживается обета молчания, однако человек, у которого он жил, сказал, что Харви ушел. Франсуа не хотел выдавать свое беспокойство, но он никогда не слышал о садху, да и Пегги, судя по ее туманным разъяснениям, что именно сказал ей тот человек, – тоже.
Она вздохнула. Я не знаю, куда он отправился, но он даже на электронные письма не ответил.
Франсуа записал адрес и попрощался. Он пошел в бар, чтобы спросить дорогу. Вход без дверей вел сразу в конференц-зал. Десятки стройных молодых женщин в вечерних платьях и туфлях на высоких каблуках сидели за столами, слушая речь женщины постарше. Женщина говорила с французским акцентом. Когда Франсуа облокотился о стойку и спросил о них у бармена, тот объяснил, что это двухдневный семинар по этикету и хорошим манерам для участниц конкурса «Мисс Нью-Мексико».
Прямо здесь?
А что? – сказал бармен. Дешево и сердито.
Франсуа не хотел отвлекаться, но когда он шел по коридору, его грудь холодной рукой сжала одышка. Разглядывая изящные плечи, искусственные бюсты, он удивился, что все это до сих пор вызывает в нем желание. Девушки бессмысленно улыбались в никуда, кожа у них была натянута, как бывает только в глупой юности. Где-то по ту сторону глаз в нем все еще гудела необъятность страны, словно невидимый отклик, и невозможно было поверить в близость смерти. Как он мог за одну жизнь все сделать правильно? В голове теснились образы и тех, кого он любил, и его самого, когда любовь была такой ослепительно яркой, – и Эрнестин, и его надежды, связанные с Харви.
Он сел в машину, весь покрывшись испариной от слабости. Асфальт излучал накопленную за день жару.
До трейлер-парка было недалеко. Довольно странного вида морщинистый человек пригласил его войти и угостил чаем, похожим на тот, который ему когда-то приходилось терпеть, живя с Пегги. Однако книжные полки во всю стену Франсуа впечатлили: столько в них знаний и, в каком-то смысле, надежды. Наверное, там можно найти ответы даже о его недуге.
Харви ушел, сказал Брендан Ховард.
Темнело. Крыша трейлера, остывая, потрескивала.
Удачи вам в поисках; кстати, его теперь зовут Сат-Пуджа.