Варварские нашествия на Европу: германский натиск

Таким образом, есть два способа соблюсти эти совпадения во времени. Первый состоит в том, чтобы сохранить относительную верность Григорию, датировав крещение 25 декабря 497 г. (Лот), 498 или 489 г. (Левиллан) и поверив в две аквитанские кампании Хлодвига, как и в две против аламаннов. Другой побуждает больше полагаться на Кассиодора, отнести крещение и единственную войну с аламаннами к 506 г. и оставить свободными десять лет в начале правления, с X по XX г. (в течение которых никто не возражает против борьбы с бургундами), — этот подход принадлежит Ван де Виверу. У каждой системы свои слабости: у первой — умножение на два, у второй — десятилетнее молчание. Которую выбрать? Только один довод не лишен некоторого веса. Вне всякого сомнения, ортодоксальная вера Хлодвига благоприятствовала ему в борьбе с готами в 507 г.; было бы правдоподобней, если он уже восемь или десять лет принадлежал к ортодоксальной Церкви, чем если точкой отсчета было только минувшее Рождество. Но это предположение не является доказательством.

Второй эпизод правления, известный только из Григория Турского (Hist Franc, II, 38), порождает почти столь же разнообразные трактовки: вручение Хлодвигу знаков консульского достоинства, присланных императором Анаста-сием. Возведение Хлодвига в ранг почетного консула (ясно, что о фактическом консульстве речь не шла) не было из ряда вон выходящим событием; это достоинство и раньше уже присваивалось варварам (которые, правда, служили Империи непосредственным образом): это был дипломатический шаг с целью поздравить короля с победой над вестготами и добиться продолжения союза с ним в борьбе против остготов. Но что подумать об императорских атрибутах (пурпурная туника, диадема) и титуле Августа? О конном въезде Хлодвига в Тур, так похожем на коронационную процессию восточных императоров? Историки придерживались самых разных взглядов. Для одних (прежде всего Фюстеля де Куланжа) в этом было зерно истины: Анастасий попытался узаконить власть Хлодвига и сделать его своим представителем на Западе; для других (особенно Альфана) речь идет просто-напросто о легенде; между этими двумя крайностями находят своих сторонников всевозможные промежуточные мнения. Вот то из них, которое представляется нам разумным. На самом деле Анастасий пожаловал королю франков только звание почетного консула; остальное было лишь инсценировкой по местной инициативе, исходившей либо от самого Хлодвига, либо турского духовенства, желавшего отпраздновать свое избавление от готов[391]. Сам Теодорих, при всем своем уважении к прерогативам императора, носил пурпур и диадему, а в надписи из Террачины, как раз около 507–511 гг., принял титул semper Augustus (всегда Август): очевидно, что в его глазах эти формальности не подразумевали претензий на императорский сан или равенство с Анастасием. Впрочем, на севере Галлии с момента убийства Майориана в 461 г. не был признан ни один римский император. Если верить в важность роли турского общества, то можно думать, что эта театральная постановка была призвана придать франкской королевской власти желаемый римлянами вид. Если же заподозрить собственную инициативу Хлодвига, то его жест можно сравнить не только с аналогичными действиями Теодориха, но еще и с выходкой Мастины, князька Авреса, который незадолго до того провозгласил себя «императором».

Как бы то ни было, турский эпизод почти не имел последствий. У нас нет никакого другого свидетельства в пользу этих претенциозных титулов, а королевство Хлодвига и его преемников сохранило свои германские по сути формы.

III. Атлантический мир

А) Мифы и исторические факты о происхождении англичан

Изрядная часть нашей документации по поводу английских корней, неважно в Британии она собрана или за ее пределами, облечена в форму эпоса или откровенной мифологии. Первые этапы заселения Кента обратились в драму с тремя персонажами — бриттским королем Вортигерном и саксами Хенгистом и Хорсой; истоки Уэссекса вылились в историю Сердика и Порты; окончательное поражение бриттов скрывается позади героической истории короля Артура. Глядя из своего наблюдательного пункта на Востоке, историк Юстиниана Прокопий Кесарийский безнадежно перемешивает в своей «Войне с готами» судьбы Британии (которую он, правда, разбивает на два острова Brittia (Брития) и Brittania (Британия)) и поэтичные легенды о потустороннем мире, который античная традиция связывала с островами Блаженства.

Подход историков предпоследнего поколения ко всем этим текстам был категоричным: в них нет ничего, кроме постыдной дребедени, в которой за первенство борются самое возмутительное невежество и самое больное воображение. Великий французский медиевист Фердинанд Лот олицетворяет аrtu этой критической тенденции[392].