Варварские нашествия на Европу: германский натиск

О социальной структуре в период независимости мы знаем лишь самые основные черты. Многое здесь неясно, в частности проблема существования у многих народов знати, не принадлежащей к королевскому роду. Основу общества составляли свободные люди, воины, убийство которых влекло за собой уплату самого большого возмещения. Ниже свободных, которые, возможно, не везде находились в большинстве, стоял многочисленный класс «полусвободных» — данный термин спорен — несомненно, происходивших от покоренных народов. Наконец, существовали рабы, чей труд в равной мере использовался в домашнем хозяйстве и обработке земли; ими часто становились военнопленные. У некоторых народов эти перемещенные римские граждане (например, каппадокийские предки апостола готов Вульфилы) в IV в. сыграли роль ценного пополнения. Независимо от того, существовал ли у этих народов монархический или «республиканский» строй, основные цели, которые ставило перед собой государство, были военного характера, и единственной устойчивой иерархией в обществе было воинское подчинение. Цементом социальной градации была дружина — военный, в своей сути, институт (лат. comitatus, нем. Gefolgschaft), связывавший сплоченные присягой и доказавшие свою верность группы молодых воинов с их вождями[18].

В мирное время представители знати пользовались лишь авторитетом, зависевшим от их социального влияния и количества верных им людей, у королей к этому добавлялся религиозный престиж, но истинная власть принадлежала местным собраниям свободных мужчин (старонем. mahal, лат. mallus, сканд. thing), которые проводились с какой-то периодичностью под открытым небом. Во время войны потомственные или выборные вожди (лат. duces), напротив, получали почти неограниченную власть, при условии соблюдения некоторых элементарных прав (вроде права воинов на добычу). Скандинавский мир, Саксония и, до некоторой степени, англосаксонские королевства сохраняли верность первому принципу, то есть общественному устройству мирного времени. Большинство государств, укоренившихся на римской территории, возникли в результате завоеваний и потому по своей структуре напоминали скорее народы на военном положении. Монархия Меровингов, в которой mattus (местное собрание) играло огромную роль, но и авторитет короля оставался значительным, занимала промежуточное положение между этими двумя типами[19].

Мы видим, какая пропасть отделяла германский мир от римского общества: первый полон уникального динамизма, но не имеет представления о городе, почти безграмотен, лишен подлинной государственной структуры; второе, несколько одряхлевшее, опирается на города и писаные законы, а со времен Диоклетиана подчинено гнетущей власти тоталитарной бюрократии.

Германское общество V в. представляло собой развитие того типа, который римляне встретили и уничтожили в Галлии, Британии и дунайском регионе, более архаичного и примитивного, чем научные построения, унаследованные Римом от Греции и Востока. Таким образом, военный реванш германцев означал некоторую деградацию, возврат к прошлому, которое, казалось, ушло безвозвратно. Главное же, что соприкосновение этих двух столь разных цивилизаций привело к полному обновлению социальной структуры. С этого решающего момента и начинается европейское средневековье.

Б) Азиатский фон и мир степей

К северо-востоку от Средиземноморья лежит огромный пояс степей, от Карпат до Амура, с придатком в Паннон-ской равнине. Это царство кочевых цивилизаций, подвижных и нестабильных, соприкасающихся вдоль своей южной границы с самыми разными оседлыми народами, чье влияние они воспринимают, распространяют и перемешивают. Несмотря на различия этнические и лингвистические, народы степи демонстрируют схожие социальные и культурные особенности, что позволяет рассматривать их в совокупности.

До II в. н. э. это пространство еще не проявляло себя как единое целое. Западный сектор был относительно самостоятелен: очевидно, его обитатели не отказывали себе в удовольствии совершать набеги на оседлых соседей, но речь шла лишь о мелких налетах, в которых обычно принимало участие всего одно племя и которые почти никак не сказывались на равновесии в Европе. Это положение резко изменилось с появлением гуннов, первого неиндоевропейского народа, вышедшего из глубин Азии. Скоро оказалось, что весь степной мир, от Тихого океана до Дуная, объединен; в водоворот переселения втягивалось все больше и больше периферийных народов, чуждых кочевой цивилизации. Лавины сходили одна за другой с небольшими интервалами.