Варварские нашествия на Европу: германский натиск

Меровингскую Галлию едва ли можно окинуть одним взглядом, так как она не была порождением одного франкского народа. В середине VI в. Меровинги стали править бургундским королевством и распоряжались этим наследием чрезвычайно консервативно, ни в чем не лишая бургундскую «нацию» ее жизненной энергии. Бургундская аристократия сохранила за собой командные посты, и даже королевская династия продолжила свое существование (один из ее потомков упоминается в 613 г.). Обращение с наследием вестготов, полученным после битвы при Вуйе, оказалось ощутимо более грубым, так как вестготы воспринимались как внешние враги и оставались арианами. Правящий класс и большая часть побежденного народа ушли в Испанию; ни один гот не нашел себе места в среде меровингской аристократии[202]. Однако какое-то количество ариан, более или менее охваченных миссионерской деятельностью (об этом позаботились еще в 541 г.), осталось на аквитанском Юге. Указ Сигиберта III, изданный около 640–647 гг., указывает на присутствие группы готов в Руэрге, а сохранение готской антропонимики предполагает, что этот случай не был единичным. Прованс оставался своего рода римским государством, состоявшим в отношениях личного союза с меро-вингскими королевствами. Вплоть до середины VIII в. франки не играли там практически никакой роли. Алеманния, Тюрингия и Бавария в те периоды, когда они оказывались покоренными, пользовались еще более широкой автономией. Даже в Северной Галлии древняя tractus Armoricanus (армориканская область) не полностью подчинялась тому же политическому режиму, что и территория первоначального завоевания. Наконец, различные мелкие группы германцев — тайфалы в Пуату, саксы в Бессене, свевы в Куртре и т. д. — достаточно долгое время сохраняли свою индивидуальность.

Тем не менее для всей этой совокупности постепенно утверждается общее национальное название, почерпнутое у одних франков, — Francia (Франкия). Начиная с середины VI в. это наименование, употреблявшееся позднеантичными авторами для обозначения занятого франками региона Германии, используется для северной части Галлии, действительно находившейся в руках франков, а позже, под пером некоторых иноземных авторов (Григория Великого), для всего королевства Меровингов. Только в VIII в. оно становится общепринятым и прекращается привычное противопоставление, например, Francia (Франкия) uAquitania (Аквитания), однако для земель к северу от Луары появляются новые региональные обозначения — Австразия и Нейстрия[203].

К концу VII и началу VIII в. население Галлии сохраняло сознание того, что оно разделяется на две группы: Romani (римлян) и Barbari (варваров) (хотя это последнее слово, утратившее смысл «язычник», со времен Дагоберта впало в немилость). Во всех биографиях знаменитых людей заботливо указано, к какой именно из этих групп принадлежали предки их героя — даже если он был плодом смешанного брака — и при случае из какого «варварского» народа они происходили. Затем это представление утрачивается, или, точнее, дифференциация становится прерогативой практикующих знатоков права, которые, по крайней мере в Бургундии и на юге, продолжали задаваться этим вопросом вплоть до IX в. (в Северной Галлии следы professio legis (занятия правом) почти отсутствуют, тогда как в некогда готической Септимании они обнаруживаются до X в.). На смену «этнической» национальности в VII–VIII вв. приходит чувство национальности «региональной»: теперь люди ощущают себя скорее австразийцами, нейстрицами, бургундцами или аквитанцами, нежели франками или римлянами. Без сомнения, формирование этих взглядов не обошлось без германского влияния периода завоевания; их успех в такой же мере говорит об успехе объединения[204].

На уровне правящих классов подлинное единство, основанное на образе жизни и материальной культуре, установилось с конца VI в. между «франками», «бургундами», «римлянами» и другими группами, допущенными к власти (включая нескольких саксов, аламаннов и отдельных тюрингов). Его скрепляла общность веры и многочисленные брачные союзы.