— Отпусти, дядька, куда они его уводят?! — Инка дёргалась в моих руках. Я поставил её и приобнял за плечи, не отпуская.
— Не бойся, ничего с ним не будет. В племени его не тронут, наоборот, уважать будут. Хану толковый механик давно нужен.
Крона дерева в дверном проёме медленно уползала вниз. Оттуда доносился хруст, сопение и выкрики кочевников, подбадривающих Дэу.
— Правда с ним всё хорошо будет? — спросила Инка, задрав голову и глядя на меня снизу вверх.
Я кивнул, и она добавила:
— Эх… ладно, я с вами останусь, нам же ещё деда спасать.
Демир, присевший в проёме, оглянулся на меня и сказал:
— Мы бы помогли спасти твоего шанти, но племя важнее. Возвращайся, когда сможешь, Альбинос.
Демир поднял руку, прощаясь, и прыгнул в крону, которая вскоре исчезла из вида. Я отпустил Инку.
— Шумная компашка. — Махнув рукой, Чак поспешил в рубку. — Так, сейчас к Яме летим, заправиться надо…
— Нет, подожди. — Я шагнул за ним. — Ты-то хоть понимаешь, что эту машину надо уничтожить?
— Понимаю? — протянул он, передвигая рычаги. — Ну, может, и понимаю…
— Чак, от неё надо избавиться. Взорвать склон, засыпать камнями. Я хорошо рассмотрел то место, камнепад там устроить нетрудно. На борту есть взрывчатка?
— Ну, есть…
— Значит, летим прямо туда. По воздуху обгоним кочевников, тем более что они пока отправились за манисами. Опередим отряд Миры, у неё вездеход медленный, и тогда…
— Не, человече, ничего не выйдет.
Чихнув, заработал мотор, и с кормы донёсся рокот набирающего обороты пропеллера. Чак потянул на себя рычаг, сдвигая воздушный киль.
Между мною и перегородкой в рубку просунулась голова Инки.
— Почему не выйдет? — спросила она. Карлик подёргал за серьгу в ухе.
— Да потому что газа мало. Я дыры так-сяк заштопал, но для этого чензир топлёный нужен, а у меня нету его щас. Даже без меховых этих и киборга… Где твоя машина древняя, человече?
— За круглым озером с кипящей водой и Красным зубом. Это от склона примерно…
— Погодь! — удивился он. — Ты это же татуированной кричал. Так ты что, правильное место ей назвал? Зачем?
— Потому что у них Орест. Если бы они приехали туда, а машины нет — его бы искупали в кислоте.
— Так они так и так старикана твоего пришьют!
— Мира может его отпустить, а может и нет. Но если увидит, что я соврал — убьёт точно. И убьёт мучительно. Чак, мы летим к машине…
— Да не летим! — заорал он, разворачиваясь на сиденье. — Так, слушай сюда, повторять не буду. Что штуковину эту с оружием каменюками засыпать нужно… ну, ладно, это я понимаю. Но дотудова не долетим мы сейчас! Не дотянет «Каботажник», понимаешь ты? В Яме гейзер есть. Один он в этой местности, другие все в Инкерманском ущелье, а туда нам нельзя. Значит, летим к гейзеру, по дороге я ещё дырки резиной попробую запаять, а в Яме полный баллон газу напущу. Тогда, наверно, дотянем до машины твоей, да и то не уверен я. Всё, и нечего спорить со мной! Ты у меня на борту, а не я у тебя!
— А где Яма? — спросила Инка, глядя то на меня, то на карлика.
— К востоку от ущелья, за большим солончаком.
— А солончак где?
— Я ж сказал — к востоку, малая!
— Ну ладно, не кричи, малой. Пойду я пока корму осмотрю.
Она ушла, и я схватил карлика за плечо:
— Чак, но это значит, что мы летим почти в противоположную сторону! Назад к Херсон-Граду!
— Именно так, человече. — Он сбросил мою руку. — И что теперь? Следи за моими губами: до машины твоей мы просто не-до-ле-тим! А раз другого выхода у нас нет, так и спорить не о чем!
— Ну тогда лети быстрее!
— А ты не торопи, не торопи! — вконец обозлился он и в сердцах рванул рычаг, отчего двигатель едва не захлебнулся, а пропеллер надсадно зарокотал. — Как могу, так и лечу! Всё, вали отсюдова, надоели вы мне все, сплошной шум от вас, большаков!
Я вышел, сел под стеной, упёршись локтями в колени, закрыл лицо руками и стал думать, что делать дальше.
Разбудили меня пронзительные немелодичные звуки, донёсшиеся из кормового отсека. Я сел так резко, что закружилась голова. Похлопал себя по затылку, огляделся недоумённо, встал с покрывала, на котором спал прямо посреди прохода, и прошёл на корму.
Оказалось, что Инка достала из-под койки сундук карлика со всяким тряпьём, распотрошила его и нашла ржавую губную гармошку. Когда я вошёл, девочка сидела на полу, скрестив ноги, и дула в неё, обеими руками прижав ко рту. Берет валялся на койке.
Выпучив глаза, она дунула особенно громко, отчего гармошка взвизгнула, и косички её приподнялись. Раздался топот, и в отсек ввалился Чак.
— Что происходит?! — завопил он. — Я думал, вы зарезали кого-то! Ты что делаешь, малая? Ухи вянут, желтеют и опадают! А ну прекращай, мать твою за ногу!
Карлик потянулся к гармошке, Инка вскочила. Ржавчина оставила вокруг губ рыжие усы. Я забрал у неё гармошку и сунул в карман.
— Всё, теперь это моё.
Чак, ничего не сказав, ушёл обратно. Я сел на кровать, достал гармошку и заинтересованно оглядел. Вытер о ворот рубахи, приставил ко рту и попробовал наиграть что-то. Неожиданно у меня получилось — гармошка издала мягкую переливчатую трель, вполне напоминающую мелодию, а не визг недорезанной гонзы.