— Молодец, — похвалил Овида. — Догадался. Да. Не с того он неба, где наши боги обитают и куда мы с тобой попадем, здешний путь пройдя. Но сила в нем — исконная. Наша.
— Ах вот ты про что… — проговорил Травстила, покосившись на чужака. Как-то не верилось, что такой умный человек — да вдруг почти совсем не понимает их речи. — Но он же — чужой. Не нашей крови.
— Кто знает? — задумчиво пробасил Овида. — Может, и не нашей, да ведь не хуже его кровь, чем у гепида, а? — Жрец гулко захохотал, разинув мохнатую пасть.
Гееннах глядел ему в рот с интересом. Травстила подумал, что у Овиды во рту есть на что поглядеть. Хоть и не молод Овида, а зубы — как у молодого: один к одному.
— Я вот что думаю, — сказал он, когда жрец перестал смеяться. — Непривычно чужаку наше оружие. И дивный самострел, который он мне изобразил, — тоже непривычен. Это сразу видно, когда о своем оружии говоришь, а когда — нет. Может, они там, на своем небе, вообще без оружия обходятся? Как думаешь?
— Думаю, нет, — уверенно ответил Овида. — Вижу я: многих убил Каумантиир Гееннах. Воин он.
— Но ведь и голыми руками убивать можно, — заметил Травстила и опять покосился на Каумантиира. Значит, многих убил Гееннах. Если Овида сказал: так и есть. Овида такое видит. Убил — и хорошо. Такой, как Гееннах, из пустой похвальбы убивать не станет. А воин на то и воин, чтобы убивать. Только какой он воин? Такой, как рикс Одохар? Или такой, как Овида-жрец? Или, может, такой, как сам Травстила?
Что ж, придет время — и Травстила узнает. Куда торопиться?
— Грхм! — Овида откашлялся, повернулся в сторону дверей. — Слышишь, Травстила, в селе шум какой-то?
Травстила не слышал. Работа в кузнице слух портит. Но если Овида говорит: шумят — значит, шумят. Сколько помнил Травстила, Овида-жрец никогда не ошибался.
Они остановились во дворе.
— Эй там, на борту! — крикнул Коршунов. — Мы пришли!
Изнутри не отозвались.
Тогда Алексей откинул шкуры и вошел, потянув за собой Рагнасвинту. Внутри было пусто: ни Геннадия, ни Хундиловой дочки.
— Ага! — Коршунов обнаружил завернутые в лопухи останки поросенка. — Живем, Свинка!
Выбрал кусочек побольше, протянул юной подружке…
Рагнасвинта стояла посреди избы, разглядывая кучку золота на столе.
— Хм-м… — Алексей подошел поближе.
Так-так-так… Блондиночка Алафрида забыла не только золото, но и кое-что из одежды. Поясок, например.
Коршунов поднял за ремешок драгоценное ожерелье. А прилично весит, граммов на триста потянет… Стоп!
Среди безыскусных отливок затесалась… Ну точно! Самая настоящая монета! Небольшая, чуточку обкусанная по краям, но с выбитым на аверсе классическим римским профилем и изгибающейся надписью неровными буквами. Что-то вроде «TI. CLAVD. CAESAR. AVG. IMPR. VI».
Вероятно, сие означает что-то вроде «Клавдий-Кесарь-Август-Император-шестой»? Или шестой — это год? Клавдий, Клавдий… Вроде был такой император. Но когда? Этого Коршунов не помнил. Вернее, не знал. Но одно он знал точно: надпись на монете сделана
Если есть римские монеты, значит, и Рим — есть!
И уже не на уровне разговоров и предположений, а как явный осознанный факт, выгравированный в сознании:
ЗДЕСЬ ЕСТЬ РИМ!
…Рагнасвинта тоненько пискнула и рванулась к двери… Коршунов великолепным броском перехватил ее по пути, сгреб в охапку…
Вопреки ожиданию, девушка даже не пыталась вырваться, наоборот, прижалась к нему, мелко дрожа.
— Ты чего? — спросил Коршунов. — Хвас? Не бойся, я с тобой, дурочка.
Рагнасвинта спрятала мордашку у него на груди, потом украдкой выглянула — и снова спряталась.
Коршунов перехватил ее взгляд и обнаружил цель.
На лавке-ложе валялся Генкин талисман, ублюдок Буратино.
Ах ты, Господи! Неужели пластмассового уродца мы так испугались?
Последующий эксперимент показал: да. Именно этот незамысловатый продукт китайской легкой промышленности вызывает у маленькой отважной (заявиться ночью к страшным богам — тут незаурядное мужество требуется) Рагнасвинты панический ужас.
Была проведена воспитательная работа.
Взятый за нос Буратино был подвергнут серии унижающих достоинство процедур. Как и следовало ожидать, никакой мести и гнева со стороны уродца не последовало. Та же глупая китайская улыбочка.
Вроде помогло. Поняла, дурочка, что бог не боится и ей не советует, поскольку у него, бога, все под контролем. Под его, бога, присмотром поганая кукла никому не посмеет пакостить.
Рагнасвинта оживилась. Внесла предложение: почему бы не разжечь огонь и не предать поганца очистительному пламени?
Алексей воспротивился. Показал: большие неприятности последуют. Ибо принадлежит сей недомерок самому Гееннаху. Любит Гееннах над уродцем покуражиться в свободное от божественных трудов время.
Сошлись на том, что зловредного Буратино следует посадить в горшок и спрятать в дальний угол.