ВАС НЕВОЗМОЖНО НАУЧИТЬ ИНОСТРАННОМУ ЯЗЫКУ

Представ перед секретаршей «скулки», они называют ей свою фамилию. Секретарша смотрит на них странным, диковатым взглядом, на ее лице появляется некая полуулыбка, которую она безуспешно пытается подавить. Она берет телефон и сообщает куда-то, что пришли Фо... эээ... Фа... ну, вобщем, эти, русские. Моментально появляется директор школы с таким же странным выражением на лице. Он пытается что-то говорить нашим искателям свободы и гамбургеров, но, увы, безрезультатно, поскольку не знает ни русского, ни тем более украинского. «Новомэриканьцы» же из английского знают только «гутен тах», «хенде, эта, хох» и «я тобэ ныхт ферштеен», которыми и пытаются оперировать в своем общении с директором. Эти фразы как-то мало помогают в прояснении ситуации. Наконец, директор начинает махать руками, берет телефон, звонит куда-то и жестами показывает своим «собеседникам», что нужно сесть и подождать.

Проходит около получаса, и входная дверь открывается. На сцене появляется новое действующее лицо – ваш покорный слуга. Немного запыленный, но элегантный, небрежно-уверенный в себе, гладко выбритый, в безупречно сидящем на моем подтянутом – и такое тоже было – маловерам могу предоставить соответствующие цветные фотографии! – теле костюме от «Армани» и белой накрахмаленной рубашке. Мои итальянские туфли сияют до боли в глазах полной восторга и обожания аудитории. У меня в руке новая должным образом скрипучая кожаная папка для документов. Каждое мое движение сопровождает легкий запах французского одеколона – «Шабли № 5», если не ошибаюсь, – ведь прошло уже столько лет! Я обаятелен, но в то же время сдержанно-корректен и сверхпрофессионален. Я – в роли переводчика с «мовы» на американский, и роль эту я играю, как всегда, безукоризненно. О, поверьте мне, мой любезный собеседник, поверьте мне! Когда-то давно я умел – и любил! – играть и такие роли! Отчаявшийся директор позвонил в наше переводческое агентство и попросил срочно прислать кого-нибудь к ним в школу, а «иначе он за себя не ручается!». Жребий ехать выпал мне. Ну, кому же еще!

«Ехай, мой юный энергический друг!» – сказал мне наш добрейший начальник и отец родной (он еще совсем недавно вышел из народа, и поэтому мы прощали ему некоторые вольности с русским языком). «Ехай! Как всегда, от тебя зависют судьбы людей!». Я привычно легко взлетел в седло, и мой верный конь снова понес меня и мои развевающиеся на ветру и тогда все еще золотые кудри навстречу опасностям и приключениям.

Глядя на меня с восхищением и надеждой, директор «скулки» вручил мне ведомость, в которую крупными буквами была впечатана фамилия – Фокачук. И потом еще десяток таких же ведомостей. На моем тренированном лице не шевельнулся ни один мускул. А ведь мог бы шевельнуться, ох, как мог бы, окажись на моем месте кто-либо менее опытный в нашем нелегком ремесле переводчика. Я же к тому времени кое-что повидал (включая личное знакомство с майкрософтовским русскоговорящим программистом, утверждавшим, что он Нео из той самой знаменитой «Матрицы», – в местном сумасшедшем доме, правда) и был хладнокровен и профессионален в практически любых ситуациях.

Директор объяснил мне, что администрация и преподавательский состав делают все возможное и невозможное, чтобы держать ситуацию под контролем. «Но, ведь это же дети! Дети! Они смеются над ними! Не дают им прохода! У нас, конечно, нет национальной – и какой-либо другой! – дискриминации, и мы делаем всё, что от нас зависит, но невозможно приставить к каждому из десяти по учителю! Просто невозможно! Дисциплина в школе полностью подорвана! И должны же они были появиться с такой... эээ... своеобразной фамилией именно в моей школе!»

Да, мой любезный собеседник, да! Такая простая и ничем не примечательная для нас с вами фамилия, как Фокачук и десять ее ни в чем не повинных носителей привели всю школу – включая и виновников «торжества» – на грань коллективной истерики! В англоговорящей стране весьма трудно – мягко говоря – жить с такой фамилией, несмотря на ежедневно и ежеминутно сгущающиеся миазмы политкорректности. Бедных Фокачуков никто не предупредил об этом. А если и предупредил, то в предвкушении столь долгожданной свободы – и теряющихся в облаках гор гамбургеров – они не придали этому ровно никакого значения. И совершенно напрасно, скажу я вам! Такие вещи надо воспринимать очень и очень серьезно!