Вас приветствует солнцеликая Ялта!

«Изделие, – читал Колёка рекламку, – представляет собой небольшой пакет, наполненный похожей на кровь жидкостью. Женщина может вставить его перед влагалищем, и при соприкосновении с мужским половым членом пакет разорвётся. Добавьте пару криков и вздохов, и вы сдадите экзамен на «отлично». Это позволит женщине имитировать процесс дефлорации (лишение девственности)».

– Целки напрокат! Нефига себе! Какой процессяра пошёл! – хмыкнул Колёка. – И тут как же надувают нас бабёшки с этой дефлорацией!.. Вот накупи моя агу Капуля тыщу пакетиков, и она три года каждую ночь будет мне запускать радостные муки расставания с девственностью? Меня такая наколка не греет… Ну их!.. Я прервал тебя… Лучше доскажи, как ты тут с едой выкручивался, когда Мельничиха отбывала на эти бэбэ?

– Как выкручивался? По-разному… На худой конец у друзей всегда про запас отыщется и завалящая, уже частенько вонькая косточка, и бросовый, с помойки, кусок булки. Забегают кто посвободней на минутку и ко мне. Посидим кружком у входа. Посплетничаем. Обмоем все собачьи новости. Для разминочки малешко побалуемся. Поразомнём суставчики да и разбегаемся по дворам проверить, не покрали ли наших хозяев… Зимой у нас посиделки дольшей. В моей келье, что вам отдружили за громкую монету, сходятся все наши бездомники. Лаз впускает всякого. В день, в ночь впускает обогреться. Один только холод старается не пускать… У меня за́все тёплышко… И к теплу всякому сердяге молчану худо-бедно, а тоненький найдётся мосолишко…

– Хип-хоп, вашей жизнёхе не воззавидуешь… Давай про что весёленькое… Вот состоите вы в охране. Но какой же сторож без ружья? Почему вам ружья не дают?

– Экономят… Моё ружьё мой голос. Я звонарь. Чужой во дворе – я звоню. Прозвонил…

– … а там хоть не рассветай? – подпустил шпильку Колёка.

– Я рассвету не указ. Моё первейшее дело прокукарекать. А дать команду рассветать или не рассветать – Мельничихина печаль. И потом, разгоришься благовестить, варяг тут же ноги в руки и назад. У меня пока ни одной накладки-пропажи не было… Но хоть одну самую распустящую медалечку мне кто нацепил на шею за моё рвение?..

8

Так они болтали о том о сём и не заметили, как вернулись бабка с Алёнкой.

– Иду из «Молока», а она навстречку беге и оре: у нас собачкя разговаривая, у нас собачкя разговаривая, у нас собачкя разговаривая! Эка невидаля!

На эти бабкины слова Мельничиха только улыбнулась. Ничего не сказала.

Алёнка незаметно подкралась на пальчиках к Колёке – сидел напротив Топы на маленьком стульчике, – повисла у него на шее.

– А, привет, Красная Шапуля, – уныло пробубнил Колёка и зажалел, что разговор с Топой придётся отложить.

Уловила девочка, что ей не рады, отлилась от Колёки.

Уже в новый миг зажмурила от удовольствия глазёнки и живо подползает на четвереньках к Топе. Залилась кипящим лаем:

– Ав! Ав!! Ав!!!..

– Неразумная, кончай выёгиваться, – тоскливо буркнул Топа и, ужимаясь в подкроватную глубь, отвернулся к кухонной стенке.

– Бобичек! Не обижайся. Не убегай… Отгадай загадку… Четыре четырки, две растопырки, седьмой вертун, а сам ворчун. Чего будет?

– О Господи! – грустно отозвался Топа. – Ты ещё спроши… Четверо стелют, двое светят, а один лежит, никого не пустит. Или… Собой не птица, петь не поёт, кто к хозяину идёт, она знать даёт. Ну какая собака это не отгадает?

– Бобичек! Какой ты скушный! – выговорила Топе Алёнка и вбежала в сарайку.

Бабка налила в стакан молока.

– Пей! – подала Алёнке. – А потем и дядь Коле налью. Нам всем доразу есть нельзя. На троих даден один стакан и одна чайная ложка. Больша ани граммочки.

Выпила Алёнка. Спросила:

– Бабичка, а нашая кашка ещё не сваретая?

– Да и что ж я тебе в кулаке её сварю? Счас пойдéм в поход по столовкам. Где напанем на кашку, тама и нашая…

– Не хочу в столовках. Не хочу! Не хочу!.. Айдашки варить нашую. Нашая кашка вку-у-усняшка…

Колёка залпом осушает стакан и заискивающе, должником смотрит, как Алёнка усердно обводит в тетрадке красным карандашом копейку.

– У! Какая ты, Алёнушка, богатая невеста! – вымученно, внатяжку проговорил Колёка. – У тебя целая копейка!

– А у меня иха много-много!

– Ти, береги! Без копейки рубль не живёт.

– Папка дарил Юльке старые копеюшки. Юлька выбрасывала старые копеечки. А я сбирала.

– Умничка! Ты на правильном пути. Продолжай активные сборы… Конечно, мы не копейничаем. Однако… Как говаривали встарь, и царь за копейкой наклонится, а за рваненьким так на колени станет… У толкового хозяина всякая копейка рублёвым гвоздём прибита!

– Я просила папку, – тоненько выпевала Алёнка себе хвалу, – купи, ну купи-и мне копилочку… Котика со щёлочкой для копеюшек на спине… Жадобный… Не купил… Я сбирала денюшки в сумочку. Сумочка уже чижо-олая…

– Что же ты, миллиониха, будешь с ними делать?

– Как вырасту, буду ходить с ними в магазин. Буду покупать, что мамка скажет.

С этими словами Алёнка взобралась на койку. Начала скакать.

Три раза добросовестно подпрыгнула.

Ровно три раза бухнулась одним и тем же местом, темечком, в низкий потолок, отчего одна и та же шишка за минуту три раза подрастала.