Васек Трубачев и его товарищи. Девочка из города

— Вот леший! И зачем только его на собрания пускают! Ведь он потом прохода не дает, — возмущались злополучные ребята. — На всех собраниях сидит! Отвернет ладонью ухо и слушает, — смеялись они.

Но сегодня Грозный ворчал для виду. У него было то особое, праздничное настроение, которое не хочется омрачать ни себе, ни другим. Открыв Мите пионерскую комнату, он вышел на крыльцо.

На дворе лежали горы снега. С улицы шли и бежали школьники. Лыжные костюмы ярко выделялись на белизне снега, поднятые лыжи торчали вверх, как молодые сосенки. Грозный улыбался, ласково кивал головой, то и дело приподнимая свою мохнатую шапку.

— С праздником, Иван Васильевич!

— И вас также!

Крепкий морозец стягивал шнурочком брови, красил щеки ребят и белил ресницы.

— Стой, стой! Где же это ты мелом испачкался? И щеки клюквой вымазал, — шутил Грозный с каким-нибудь мальчуганом.

Васек Трубачев торопился — во дворе уже никого не было.

— Иван Васильевич, прошли наши ребята?

— Прошли, прошли! А ты что же эдаким мотоциклетом пролетаешь? И «здравствуйте» тебе сказать некогда. Васек поспешно сорвал с головы вязаную шапку:

— Здравствуйте!

— Ишь ты, Мухомор! — любовно сказал сторож. Васек был одним из его любимцев. Еще в первом классе Грозный прозвал его Мухомором за темно-рыжий оттенок волос и веснушки на носу.

— Прошли, прошли твои товарищи!

Васек, прыгая через три ступеньки и волоча за собой лыжи, помчался на второй этаж.

В пионерской комнате толпились ребята. Митя, поминутно откидывая со лба непослушную прядь льняных волос, оживленно объяснял:

— Все зависит от правильности хода…

— Трубачев! — крикнул Саша Булгаков. — Сюда! Сейчас строиться будем. Мое звено в полном порядке.

— У меня Малютина нет, — сказал Коля Одинцов.

— А Зорина где? — спросил Васек.

Лида Зорина, запыхавшись, вбежала в комнату. Она была в красном пушистом костюме, черные косички выбивались из-под шапки.

— Я здесь! Девочки все пришли!

— Звеньевая, а опаздываешь! — строго сказал Васек.

— Я не опаздываю, я за Нюрой Синицыной заходила, — оправдывалась Лида.

Школьники выстроились в две шеренги перед крыльцом. На перекличке не оказалось Севы Малютина.

— Ему нельзя, — сказал Саша, староста класса. — Он больной.

— Больной-притворной, — пошутил кто-то из ребят.

— У Малютина порок сердца, — строго сказал Митя. — Смеяться тут нечему… Ну, пошли! — крикнул он, взмахнув лыжной палкой. — За мной!

* * *

Грозный стоит на крыльце, прикрыв ладонью глаза. За воротами, на снежной улице, одна за другой исчезают синие, зеленые фигурки лыжников, красным флажком мелькает между ними Лида Зорина…

Скрип лыж, голоса и смех затихают…

— Ну вот, значит… — говорит Грозный, направляясь к своей каморке.

Но несколько пар крепких кулачков барабанят в дверь:

— Откройте! Откройте!

— А, первачки! Промерзли?.. Ну, грейтесь, грейтесь! — ласково говорит сторож.

Закутанные в теплые платки, толстые и смешные, неуклюжие, как медвежата, размахивая лопатками, вваливаются первачки. За ними, смеясь, поднимается их учительница.

— Мы, Иван Васильевич, только погреться. А вы идите отдыхайте, — говорит она. — Мы во дворе будем.

Клубится снежная пыль. Красные от натуги малыши носят лопатками снег, лезут в сугробы.

Позвякивая ключами, сторож проходит в пионерскую комнату.

На стене возле праздничной стенгазеты висят плакаты и объявления.

Грозный надевает на нос очки:

— Где тут у них планы? На каникулы… Ага… Первые классы… так… Четвертые — экскурсия… так… Шестые — кружок фото… так… Восьмые — международный доклад… так… Шахматисты… — Он машет рукой и прячет очки. — Свято место пусто не бывает.

Глава 6 НА ПРУДУ

К вечеру мороз утих. Небо было чистое, с редкими звездами. Васек Трубачев, Саша Булгаков и Коля Одинцов возвращались с лыжной прогулки втроем.

Они нарочно отстали от ребят, чтобы зайти на пруд.

— Пойдем? — предложил товарищам Васек. — Не хочется домой еще.

— Пойдем! На пруду, наверно, красиво сейчас. Я тоже не хочу домой… — согласился Одинцов. — Саша, пойдешь?

— Куда вы — туда и я!

Мальчики прошли парк и начали спускаться к пруду. Пушистые берега с занесенными снегом деревьями возвышались, как непроходимые горы.

Старые ели, глубоко зарывшись в сугробы, распластали на снегу свои густые, мохнатые ветви. Метель намела на пруду высокие снежные холмы. Вокруг было так тихо и пустынно, что мальчики говорили шепотом.

— Не пройдем, пожалуй, — провалимся, — пробуя наст, сказал Саша.

— Идите по моему следу. Айда… лесенкой. — Васек поднялся на горку и, пригнувшись, съехал вниз. Потом снял лыжи и бросил в сугроб. — Сюда! Одинцов! Саша! Мягко, как в кресле!

Мальчики уселись рядом. Все трое, запрокинув головы, смотрели в темное, глубокое небо.

— Смотрите, смотрите! Луна!

Из-за парка показалась огромная желтая луна.

— Ни на чем держится! — удивленно сказал Саша. — Вот-вот упадет.

— Вот если б упала!

— Хорошо бы! Мы бы ее сейчас в школу притащили, прямо в пионерскую комнату.

Саша обвел глазами белые застывшие холмы.

— А что, ребята, тут, наверно, зимой ни одна человеческая нога не ступала? — таинственным шепотом сказал он. Васек посмотрел на чистый, ровный снег:

— Следов нет.