Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа)

— Как спустили? С парашютом? — шепчет он.

Таня кивает головой. Приподнимает светлую прядь коротких волос и показывает Ваську длинную, глубокую царапину около уха.

— В первый раз я спускалась. Вот как протащил меня парашют… по кочкам, по болоту… Дай-ка зеркальце, я погляжу — сильно изуродовал? — совсем по-девичьи беспокоится она, вглядываясь в свой шрам на щеке.

— Да нет, ничего не видно под волосами! — торопится уверить ее Васек.

— Ишь ты! — удивляется тетя Дуня. — О смерти не думаешь, а за красоту боишься.

Таня краснеет, и милое смущенное лицо ее прежней, веселой девочки вызывает у Васька яркое воспоминание о том времени, когда ему приходилось защищать ее от тетки.

— Конечно, тетя, что ж тут такого? Никому не хочется, чтобы на щеке шрам был, — неумело вступается он за свою подругу. — Таня у нас красивая…

— «Красивая, красивая»… — ворчит тетя Дуня. Ей чудится в девушке легкомысленный задор юности, слепое безрассудство, никому не нужная смелость, с которой она сама суется в логово врага.

— Кто у вас старший-то хоть? Командир, что ли? Или все такие молоденькие? — со вздохом спрашивает она.

— Есть и старшие. Командир наш — тоже комсомолец, хоть и старше всех, — задумчиво говорит Таня, и лицо ее вдруг светлеет. — Недавно мы у фашистов много своих людей отбили. В Германию они их хотели отправить, а мы по дороге отбили.

— Как же это? Расскажи, Таня, — просит Васек.

Тетя Дуня присаживается к столу:

— Отбили, говоришь?

— Ну да… Мальчонка из села прибежал, плачет: половину, говорит, деревни фашисты забрали — молодых и старых, женщин и девушек, повели к станции в вагоны грузить. Ну, мы и побежали к дороге. Спрятались во рву. Пять человек нас было. Видим — правда, ведут. Всех вместе, друг с дружкой, связали рядами… Командир и говорит одному нашему комсомольцу… Сережа его звали, славный такой был…

— Убит? — с испугом спросил Васек.

— Нет, ранен сильно… Привезли мы его… Ну вот, командир ему велел в охрану стрелять, когда подойдут ближе, чтобы панику сделать… — Глаза Тани презрительно сощурились. — Весь конвой за спины наших людей спрятался, как заслышал выстрелы. Ведь фашисты подлые и трусливые. Связанные люди сбились на дороге, а конвой из-за их спин отстреливается…

— Батюшки!… — слабея, прошептала тетя Дуня.

— Женщины кричат… Страшно! — глядя в широко раскрытые глаза Васька, продолжала Таня.

— И как же вы?

— Мы к переднему ряду бросились, давай людей развязывать… Не глядя, веревки перерезали. Кого освободим, те с нами на конвой нападают, кто с чем… Конвой растерялся, палит куда попало, а мы на него со всех сторон напираем. Не забыть мне одну старуху. И откуда она взялась? Видно, лесом за внуком шла. Мальчишку у нее в селе взяли. Черная, глаза как угли… Выскочила из кустов с дубинкой — и на конвой. Мы к ней. «Бабка, — кричим, — отойди!» А она и слушать не хочет. Что ты с ней сделаешь! — мягко улыбнулась Таня.

— Всех освободили? — спросил Васек.

— Всех. С нами в лесу живут.

Тетя Дуня встала, обхватила руками Танину голову:

— Спасибо, доченька! А я-то, глупая, ничего в ваших делах не разбираюсь, думала — один задор в тебе.

Сидели долго. Таня расспрашивала Васька и тетю Дуню об их делах, читала письма Павла Васильевича…

На рассвете Таня ушла. Тетя Дуня и Васек стояли на крыльце. Гулкие девичьи шаги долго раздавались в тишине пустой улицы. Тетя Дуня плакала.

— Ведь вот. Паша свои замечания насчет слез делает, а ведь тут, поди-ка, случай какой… Таня пришла… жива-невредима… — Заметив расстроенный взгляд Васька, оправдывалась она.

Глава 69 НА НОВОЕ ХОЗЯЙСТВО

Прошло седьмое августа. Это был торжественный день для всей школы: государственная комиссия приняла новое здание, отстроенное руками школьного коллектива.

Секретарь райкома вместе с приезжими незнакомыми людьми снова обходил весь дом, внимательно оглядывая потолки, стены, полы и крышу. Юные строители издали наблюдали за приезжими и волновались до тех пор, пока секретарь райкома торжественно не объявил, что здание принято. Тепло поздравив директора и ребят с восстановлением школы, он пожелал успехов в учебе и, пообещав еще не раз навестить их в будущем учебном году, уехал. Вместе с ним уехали и незнакомые люди, принимавшие здание. Ребята бросились к директору.

— Ур-ра! Ур-ра! — хором кричали они, тесной толпой сгрузившись на лестнице перед учительской. — Ур-ра! Ур-ра Леониду Тимофеевичу!…

Леонид Тимофеевич вышел к ним растроганный и радостный.

Еще раз поздравив их и себя с благополучным завершением работы, он поднял руку и сказал:

— Но дело наше не кончено! Не кончено! И самое главное — впереди!

Ребята мгновенно смолкли и переглянулись. Глаза у директора смеялись, но он не шутил:

— Что, задумались? А загадка, по-моему, совсем не трудная. Ну-ка, подумайте, что главное у нас впереди?

Елена Александровна невольно выступила вперед и, покраснев, отошла.

— Вот я вижу, что Елена Александровна уже отгадала, но я ее не спрошу, — засмеялся директор, лукаво поглядывая на смущенную учительницу. — Я хочу, чтобы мне школьники ответили, что еще впереди самое главное.

Ребята начали отгадывать: