Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа)

А когда ребята собрались уходить и Ирина Николаевна на минутку замешкалась в комнате, Нюра, смущаясь до слез, тихонько попросила:

— Дайте мне для мамы одну книжку… вот из этих, что на полке.

Глава 68 ТАНЯ

Было уже поздно, и Васек, выйдя от Лиды, решил забежать за тетей Дуней.

— Скоро начнутся темные вечера. Тебе придется каждый день тетю Дуню встречать, — предупреждал его когда-то Саша, — она в темноте плохо видит.

— Я один не смогу каждый вечер, придется нам всем по очереди, — серьезно отвечал Васек.

— Ну что ж, будем по очереди, — соглашались товарищи. Заботиться о тете Дуне каждый считал своим долгом — ведь это она первая приняла их, когда они вернулись с Украины. Сегодня, выйдя из освещенной комнаты Лиды, Васек словно ослеп в темноте и сразу сильно забеспокоился:

— Побегу, ребята! Прощайте! До завтра!

Тетю Дуню он встретил по дороге. Она шла посреди мостовой, неуверенно переставляя ноги в тяжелых башмаках. Васек бросился к ней, радуясь, что они пойдут вместе по темной, неприветливой улице, что вместе откроют дверь запертого дома и войдут в свой теплый, уютный угол.

— Осенью я всегда тебя встречать буду. А когда не смогу, то ребята по очереди, — сказал он, беря ее за руку. По тетя Дуня вдруг запротестовала:

— Это что еще удумали? За руку будут водить! Нашлись умники!

— Да ведь ты поздно с работы идешь, — растерялся Васек.

— Когда полагается, тогда и иду. Скакать не скачу, и опрометью бежать мне нечего. А у вас занятий и без меня хватает… Какие провожатые нашлись!

Васек засмеялся:

— Храбрая ты, тетя Дуня!

— Закалилась. Не время себя распускать. Вот и насчет слез тоже. Правильно отец твой пишет: слеза не помощник, против нее тоже закалку надо иметь!

— Ну вот! — обрадовался Васек. — Значит, не будешь больше плакать?

— Нипочем не буду. Ни к чему это. Характер у меня твердый, трубачевский! — с гордостью сказала тетя Дуня.

Васек улыбался и, поддерживая тетку, незаметно направлял в темноте ее неуверенные шаги. Они подошли к дому. Васек нагнулся, чтобы взять под крыльцом ключ, но ключа не было.

— Никак не найду ключа, — сказал он, шаря в темноте руками.

— Ищи, он на своем месте должен быть, — забеспокоилась тетя Дуня.

— Может быть, мы забыли его в двери? — предположил Васек и взбежал на крыльцо.

Дверь оказалась запертой изнутри.

— Батюшки! Ведь, кроме своих, никто не знает, где мы ключ кладем. Кто же это? — прошептала тетя Дуня.

Васек крепко подергал ручку. Наверху раздался скрип отворяемой двери, и по ступенькам дробно застучали, чьи-то шаги. Дверь широко распахнулась, и на пороге стала девушка. Она была в шинели, без шапки, короткие волосы пушистыми прядями покрывали жесткий воротник.

— Таня! — вскрикнул Васек.

— Родные мои, милые!… — зазвенел знакомый девичий голос.

Тетя Дуня прижалась лицом к Таниной шинели:

— Доченька!…

Таня обнимала тетю Дуню, целовала ее волосы, морщинистые щеки… Потом прижала к себе Васька.

В маленькой кухоньке ярко загорелась лампа, зашумел чайник. Таня, похожая на молоденького красноармейца, сидела за столом в военной гимнастерке. Васек глядел в ее карие глаза с золотистым блеском и не узнавал прежнюю Таню.

В глубине этих знакомых с детства глаз таилась непривычная суровость, около румяных губ залегла глубокая складка. Васек не знал, откуда Таня пришла, где живет и как борется с врагами.

— В землянке живешь, Таня? — шепотом спросил он, припоминая все, что слышал о другой девушке-партизанке, о подвиге которой прочитал им однажды Костя. — В лесу?

Таня кивнула головой, сузила глаза:

— Огромные леса у нас, Васек! И не знала я, что есть такие чащобы на свете.

Тетя Дуня тревожно взглянула на нее:

— Батюшки! В чаще и волк заесть может! Васек и Таня улыбнулись.

— Фашисты хуже волков, — обнимая ее за плечи, сказала Таня.

— А фашисты где ж там тебе встречаются? Поодиночке ходят или скопом? — испуганно спросила тетя Дуня, силясь понять, что делает Таня в густом лесу, где воют волки и бродят двуногие звери — фашисты.

— Да не они мне встречаются, я сама их встречаю, — блеснув глазами, усмехнулась Таня.

— Батюшки!… — прошептала тетя Дуня, вытирая платком покрасневшие глаза. — Какой задор в тебе развился! Девчонка ты молодая… убьют ведь, искалечат…

— Мы их больше побили!

Пухлые губы Тани вдруг крепко сжались и стали тонкими, твердыми, брови сошлись на переносье, усиливая то новое выражение суровости, которое Васек с первого взгляда уловил в ее глазах.

Тетя Дуня замолчала.

— Страшно тебе, Таня? — крепко пожимая Танину руку, спросил Васек.

— Бывает и страшно. Выйдешь ночью — лес, глухомань. Будто наугад идешь, ничего не видишь. Цепляешься за кусты, за траву, где ползком, где на корточках, и все кажется — рядом кто-то валежником шебаршит, вот-вот схватит… А потом обвыкнутся глаза — и ничего… Ненависть сильнее страха — она куда хочешь поведет.

«А куда ты ходишь, Таня?» — хочет спросить Васек, но не спрашивает-может быть, она это не должна говорить.

— Много таких, как ты? Товарищей с тобой много?

— Пять человек нас спустили, а сейчас мы с партизанами соединились, — там нас много.

Васек жадно раскрывает глаза.